В сочетании с другими пунктами устава оговорка эта значила и иное: салон готов был утратить свою интимную узость и приобрести черты литературного объединения, систематически печатающего свои труды. Об этом говорило следующее «предложение».
И он — вспомним шестой пункт — даже готов был подумать о том, чтобы сделать свои собрания публичными.
Все это, вместе взятое, свидетельствовало, что дилетантский дружеский кружок перерождается в Общество.
Проект этого перерождения был предложен Софьей Дмитриевной Пономаревой. И здесь есть повод для размышлений.
Кокетка, обольстительница, очаровательница, чуть что не дама полусвета, с высокомерной снисходительностью описанная Свербеевым и Панаевым, и на этот раз оказалась тоньше и проницательнее своих поклонников. Она знала цену мадригалам, на которые вызывала их сама, и сбросила мишуру салонных пустяков, как только они начали ее тяготить. Новые, не изведанные еще интеллектуальные наслаждения влекли ее к себе, и она готова была открыть для них двери; быть может, славная судьба ее предшественниц, хозяек французских салонов, уже ставших историческими, рисовалась ее мысленному взору. Здесь было самоутверждение, здесь было творчество.
И с тем же женским, капризным нетерпением, которое отличало все ее предприятия, — будь то проказы со Свербеевым, победа над Сомовым или арестование дружеских шляп, — она спешила воплотить свои планы в жизнь. Общество должно быть создано немедленно, — и даже крепнущее чувство к Панаеву не могло помешать его возникновению. Яковлев — «Узбек» рад этому содействовать — тем лучше. Она пережила короткий, но, видимо, острый интерес к личности этого человека, — интерес, за который потом заплатила дорого; но увлечение ее было, конечно, интеллектуально, хотя, может быть, слегка тронуто чувственным началом. Так произошло и с Сомовым, — что делать, она не знала иных средств. Нам неизвестно, был ли здесь «роман» или легкий флирт, — скорее последнее, — но его было достаточно, чтобы Панаев почувствовал соперника. Что же касается Яковлева, то никаких следов ответного его увлечения не осталось в его сочинениях и рисунках; он принял правила игры и начал с того, что сочинил проект приема новых членов, — проект, как справедливо заметил его первый исследователь, пародировавший масонские ритуалы и напоминавший арзамасские шуточные посвящения. Это было «Предложение 2-е», читанное на том же памятном третьем заседании 12 августа. Оно называлось «Церемониал принятия в члены Общества словесности, деятельности и премудрости». Это название в протоколах было исправлено рукой Софьи Дмитриевны: «Церемониал принятия в сословие друзей просвещения. Хранить в архиве общества и дать огласку». Ниже, карандашом: «Общество приняло название „Сословие друзей просвещения“. Внесть в прошедший журнал».
Мы приведем текст «Церемониала», уже однажды печатавшийся, но с некоторыми неточностями.
§ 1. По занятии мест господами членами, секретарь встает с своего места и говорит: София распространяется! и новый обожатель ее явился в преддверии ее храма.
§ 2. Попечитель: «Да подвергнется испытанию!»
§ 3. Секретарь: «Друг NN нашел его, скитающегося во мраке».
§ 4. Попечитель: «Да просветится!»
§ 5. Секретарь садится на свое место.
§ 6. Предложивший выходит из комнаты.
§ 7. Предложивший накрывает Кандидата черным покрывалом и подводит к дверям.
§ 8. Предложивший ударяет в дверь четыре раза.
§ 9. Секретарь: «Кто нарушает спокойствие наше?»
§ 10. Кандидат: «Слепотствующий искатель мудрости».
§ 11. Секретарь: Имя твое?
§ 12. Кандидат: Такой-то.
§ 13. Секретарь: Любишь ли ты мудрость?
§ 14. Кандидат: Люблю ее, ищу ее, поклоняюсь ей!
§ 15. Секретарь: Любишь ли ты дружбу?
§ 16. Кандидат: Ей посвящаю дни мои.
§ 17. Секр<етарь>: Отрицаешься ли славянизма?
§ 18. Канд<идат>: Отрицаюся.
§ 19. Секре<тарь>: Отрицаешься ли алмазных, бисерных, кристальных, жемчужных слез?
§ 20. Канд<идат>: Отрицаюся, отрицаюся, отрицаюся!
§ 21. С<екретарь>: Отрицаешься ли Шишкова и братии его?
§ 22. К<андидат>: Отрицаюся!
§ 23. С<екретарь>: Отрицаешься ли злоязычия Воейкова? § 24. К<андидат>: