Если о кантианской ориентации нам напоминает высказывание: «Ни один из видов представлений не образуется только как пассивное созерцание уже данного предмета», и особенно то место, где говорится о «синтетической связи», то тезис об обязательном участии языка в преобразовании субъективного в объективное (как и обратно) напоминает идею Гердера. Тем не менее здесь со всей силой выступает самобытность гумбольдтовского метода мышления и очевиден вклад его как лингвиста в решение философской проблемы соотношения субъекта и объекта.
Традиция Гамана — Гердера своеобразно отражена в книге Густава Шпета „Внутренняя форма слова". Трудно согласиться с его резким тоном в оценке позиции Канта: «Не потому ли понятия рассудка оказываются пустыми, понятиями без смысла, без понимания, что Кант с самого начала изображает рассудок глухонемым, бессловесным?» Г. Шлет убежден, что восстановление античной концепции единства словесно-логического мышления в том виде, как оно ему представляется, повлечет за собой «радикальную реформу логики» и «в этой реформе не должны быть забыты идеи Гумбольдта о внутренней языковой форме» как о понятии «высокой плодотворности» [32].
Чтобы правильно понять философские основания теории Гумбольдта, нужно не выискивать, по Шпету, в них кантианские элементы, а просто поставить его в ряд с такими современниками, как Фихте, братья Шлегели, Шиллер, Гёте, Шлейермахер, Шеллинг, Гегель [33]. Заслуживает особого интереса сравнение Гумбольдта с Гегелем: «Может быть, меньше всего Гумбольдт был последователем Гегеля, но по смелости замысла, по широте охвата мысли, по глубине проникновения он должен быть поставлен рядом с Гегелем». Здесь же высказана мысль, на наш взгляд, принципиальной важности: «Порою прямо кажется, что философия языка Гумбольдта призвана завершить собою систему философии Гегеля. Но воспринятая в тоне, заданном Гумбольдтом, его философия языка должна была бы быть не простым дополнением к философии истории, права, религии, искусства, а должна была бы сделаться центральною проблемою философии духа, реализующей в языке все другие конкретные проблемы философии» [34].
При рассмотрении взглядов Г. Шпета, высказанных им в работе „Внутренняя форма слова", нас занимало не столько то, как Шпет интерпретирует саму проблему „внутренней формы" [35], а, скорее, его меткие замечания, касающиеся определения места Гумбольдта среди классиков немецкой философии. Воззрения Шпета привлекают наше внимание еще и тем, что поставленные им вбпросы, а в некотором смысле и намечаемые решения их мы находим также в исследованиях современных философов и теоретиков языка.
Темой обсуждения стал и вопрос о применении диалектического метода в языкознании. В свое время X. Штейнталь выступал против попыток внесения диалектического метода Гегеля в языкознание, видя в нем опасность «голых абстракций». Однако в наше время появилась тенденция в диалектическом методе (в понимании Гегеля) усматривать не опасность, а, согласно мнению философа Б. Либ- рукса, необходимое условие для всякой философии языка. Он даже выражает сожаление о том, что Гумбольдт остановился в «преддверии диалектики» (imVorhofderDialektik) [36].
В ответ Либруксу можно было бы сказать: Гумбольдт, без сомнения, мыслит диалектически. Однако мы имеем в виду не специальное понимание диалектического метода, которое было сконструировано Гегелем, а диалектику в широком ее понимании, о чем свидетельствует свойственный Гумбольдту способ рассмотрения языка во всех его многосторонних и не всегда легко уловимых связях.
В подтверждение этому можно было бы привести слова Гумбольдта, наилучшим образом характеризующие способ и метод его мышления: «Если я к чему-либо более способен, чем огромное большинство людей, то это к соединению вещей, рассматриваемых обыкновенно в отдельности, сочетанию разных сторон и раскрытию единства в разнообразии явлений». Доказательством верности данных слов мог бы послужить широко задуманный Гумбольдтом проект сравнительного языковедения, в котором язык выглядит не как изолированный объект грамматического анализа, а как предмет, раскрываемый полностью лишь в своих многосторонних и необходимых связях, «…язык и постигаемые через него цели человека вообще, род человеческий в его поступательном развитии и отдельные народы являются теми четырьмя объектами, которые в их взаимной связи и должны изучаться в сравнительном языковедении». (IV, 9/10, с. 311) (разрядка наша. — Г. Р.).
