Циркуль вытащил из машины рейку, треногу для нивелира и приготовился тащить их на крепость, чтобы снова печатать метровые шаги по крутым стенам, и глядеть под ноги, и шевелить губами, считая шаг за шагом. Странное дело! Ему было грустно, что все это — в последний раз.
А мы привычно готовили кирки, лопаты, мешочки для находок, упаковочную бумагу, проверяли фотоаппараты, вешали через плечо полевые сумки с инструментами и дневниками.
Архитектор с карандашами и блокнотами в карманах комбинезона, с резинкой, болтавшейся на шнурочке, как медальон, с ящиком для нивелира в одной и с огромной папкою в другой руке подошел к Циркулю и встал рядом. Ему тоже было грустно. Он поставил ящичек на песок и свободной рукой тихо дотронулся до костлявого плеча помощника. У Циркуля от волнения задергался небритый подбородок: значит, он уже не дежурный чудак. Кончилось. Кто следующий?
1966
Есть в пустыне такие уголки, где и весну-то не сразу углядишь. Особенно там, где на гладких такырах лежат сыпучие пески, которые чуть ли не каждый день перевеивает ветер. Но и тут весна остается весной.
— Из двух темных круглых отверстий в глине толпами выползали черные муравьи.
Толстые большеголовые солдаты. Подтянутые быстрые рабочие. И даже бесцветные крохотные существа, первые дети муравейника: им достался самый скудный корм и самый тяжкий труд, трогательно-жалкие няньки и кормилицы всех остальных муравьев.
Казалось, все они собираются покинуть муравейник. Но никто не уходил, все кружились на месте.
И вот на поверхности появились два больших черных муравья со светлыми мятыми крыльями, сложенными углом. Им нужно было подняться в воздух, найти себе пару из другого муравейника и основать новые семьи.
Крылатые впервые выглянули на белый свет. Всю свою жизнь они провели во мраке и в безделье. А крылья были для них ненужным грузом, делали их неуклюжими, неповоротливыми.
Свет, видимо, напугал крылатых. Их словно бы потянуло назад, в уютную теплоту муравейника. Они беспомощно толкались в круглые двери родного дома. Но все его население, некогда безропотно кормившее их, оттягивало их оттуда за крылья.
Пока большие муравьи ползали и метались, их крылья на свету и на свежем воздухе окрепли, разгладились, отвердели. Дуновение ветерка, и крылатые муравьи, как сухие листья, безвольно оторвались от земли.
Не знаю, понятно ли им было, чего хочет от них природа, чего хотят их возбужденные, кишащие внизу собратья. Но мне показалось, что теперь они летят уже по собственной воле, потому что им это нравится.
Еще долго у дверей муравейника кишела и не могла успокоиться черная, шелестящая, праздничная толпа.
Я огляделся вокруг. Ни травинки, ни цветка. И все-таки весна. Все-таки есть в самом воздухе, в солнечном свете нечто такое, что сейчас, перед закатом, подняло всех муравьев во всех окрестных муравейниках. И заставило их, скопидомов и работяг, безумствовать, праздновать, бросить все привычные дела.
1966
Счастье пришло неотвратимо и грозно, как стихийное бедствие.
Сначала настигло оно шоферов. Те занялись мелким ремонтом не в пыльном лагере, а на зеленом берегу соседнего озера. Тут-то они и попались. Пока они возились под машинами, рыба торопливо заглатывала крючки, повисала гирляндами на донках, закидушках, переметах и подпусках.
На другой день все мужчины — от поваренка до кандидата наук — влезли в озеро с удочками. Обеденный перерыв у нас из-за жары длинный. Три часа разносились по берегу крики отчаяния, вопли восторга. Улов превзошел все ожидания. Машина отправилась в город за лаврами.
И пошло!
Один Владимир Анатольевич, мужчина плотный, солидный, еще сидел на мелководье, стирал носовые платки. Я подсаживался к нему. Я терпеть не могу рыбы, с тех пор как во время войны, голодный мальчишка, съел в один присест целого сома…
Между тем рыба жареная, копченая, вареная, вяленая, не говоря об ухе, вытеснила с нашего стола почти всю прочую еду.
Рыба, сорвавшаяся с крючка или ушедшая вместе с ним, рыба, отчаянным прыжком вернувшаяся с берега в родную стихию, рыба, пойманная или не пойманная кем-то и когда-то, вытеснила другие разговоры. Стало тесно за столом: мужчины слишком широко расставляли руки.
