— Должен тебе сказать, тяжелые времена настали. Жизнь не такая, как раньше. На соседей нельзя рассчитывать. Теперь каждый думает только о себе.
Дьенг всячески старался смягчить бурное негодование сестры. Она пустилась в язвительные обличения. Что делается в деревне? Три месяца мучаешься на полевых работах, потом один месяц живешь по-человечески — ешь почти что досыта, а потом опять голод. Селения обезлюдели. Несколько раз Дьенгу хотелось сказать сестре: «Замолчи! Такие речи можно вести только в запертой комнате, с надежными людьми». А она никого не щадила. Она возвышала голос, сожалея о том, что перевелись отважные люди.
Арам ловко пришла на помощь мужу, предложив невестке отдохнуть с дороги.
— А я пойду посмотрю. Может, сколько-нибудь достану, — сказал Дьенг.
— С пустыми руками не приходи, — повторила сестра.
Когда он уже собрался идти, Арам отвела его в сторону:
— Попробуй продать это.
И дала ему золотые сережки, которые Дьенг в свое время подарил ей.
— Не надо, оставь себе. Я и без них как-нибудь устроюсь.
— Уже ночь на дворе. Если ты ничего не достанешь, зайди к Мбарке, он от золота не откажется.
Выйдя из дому, Дьенг задумался. У кого же можно занять две тысячи? Ничье лицо, ничье имя не приходило на ум. Он уже заранее знал, что его ждет неудача. Никто не придет ему на помощь. Да и вообще, что за дерзкая мысль занять денег в такие времена. Он решил походить по улицам и вернуться домой. Завтра посмотрим. Но он знал крутой нрав своей старшей сестры — она сразу же завопит, изливая свое желчное негодование.
В темноте возникла, как привидение, согбенная фигура, закутанная в белую хламиду. Это брела Ногой Бинету. Старуху провожал один из ее внуков, мальчуган девяти лет.
Она узнала Дьенга. Оказалось, она шла к нему, к Ибраиме (вопреки новым обычаям она называла людей по фамилии только в торжественных случаях). Она предложила Ибраиме присесть рядом с ней на сложенных кирпичах.
— К тебе я шла… Хочу попросить в долг — то ли рису дай, то ли денег. Мне надо пятьдесят кило рису.
Увидев ее, Дьенг сразу догадался, куда она идет. Медлительный голос старухи как будто обвивал его мысли.
Через улицу перешел бродячий торговец, напевая свою песню:
А вот порошок, убивающий блох, клопов, тараканов,
Порошок, дарящий спокойные ночи!
— Я сейчас иду к Мбарке, а потом зайду к тебе, — пробормотал Дьенг, а про себя подумал: «Какой смысл ей говорить, что у меня ничего нет».
И они расстались.
Из дверей лавки тянулись по песку две широкие полосы света. У правой двери, вокруг мальгашской жаровни, на которой настаивался мятный чай, восседали трое мужчин: местные лавочники. Они оживленно беседовали между собой. Дьенг поздоровался с ними и вошел в лавку, где Мбарка занимался с покупателем.
— К тебе, кажется, сестра приехала? Добралась благополучно? — спросил Мбарка вместо приветствия.
— Да слава богу! — притворно улыбаясь, ответил Дьенг.
— Ты проведать меня зашел? — продолжал Мбарка, не желая при постороннем говорить с Дьенгом о делах. — Возьми в банке орех. А я уже несколько дней тебя жду.
Дьенг выбрал крепкий орех, разделил его, подал на ладони лавочнику, потом покупателю. В воздухе разливался запах мяты.
— Надеюсь, ты пришел расплатиться? — начал Мбарка, как только покупатель вышел. — Ты же знаешь, я не привык бегать за своими должниками.
Дьенг стал извиняться, клясться аллахом, что скоро расплатится. Но сейчас к нему сестра приехала. В конце концов он показал лавочнику серьги. Тот бросил на них пренебрежительный взгляд и вернул Дьенгу.
— Мбарка! Мбарка! — позвали снаружи.
— Иду, — ответил лавочник.
— Я прошу за них только пять тысяч франков. В понедельник я обязательно получу по переводу и сразу же приду к тебе. Помоги мне, ради бога.
— О аллах! Ты что, думаешь, я по пяти тысяч франков в день выручаю?
И Мбарка с решительным видом раскрыл книгу в засаленной обложке, всю исписанную по-арабски. Палец его быстро скользил по странице.
— Вот! Знаешь, сколько ты мне должен?
Монотонной скороговоркой он перечислил все, что Дьенг забрал в кредит.
— Двадцать тысяч семьсот пятьдесят три франка, — подытожил он. — И это за семь месяцев.
