— Что… что вы… вы… Что вы… хотите сказать? — запинаясь спросил он.
Учитель скорчил презрительную мину и пожал плечами. Морильщик вскочил со стула и направился к нему. Учитель бесстрастно смотрел на него. Неужели данганский дезинсектор схватит противника за горло? Положение было критическим.
— Проклятие!.. Вы попросту демагог! — крикнул морильщик.
— Прошу вас, прошу вас, господин Фернан! — вмешался комендант.
Господин Фернан вернулся на место. Собрался сесть. Но не успел он опуститься в кресло, как подскочил, словно ужаленный скорпионом. Взмахнул руками, открыл рот, закрыл его и облизал губы.
— Вы предатель, предатель, господин Сальвен! — выпалил он наконец. — С тех пор как вы поселились в этой стране, вы ведете себя недостойно подлинного француза! Вы восстанавливаете туземцев против нас… Вы внушаете им, будто они такие же люди, как мы, а между тем негры и так слишком зазнались…
Господин Фернан сел. В знак одобрения Птичья Глотка кивнул головой. Несколько человек последовали его примеру. Госпожа не шелохнулась.
— Несчастная Франция! — промолвил Птичья Глотка, сморкаясь.
Учитель пожал плечами. Госпожа подняла глаза к небу. Жена доктора что-то прошептала на ухо мужу, потом сложила руки, сделала приятное лицо и сказала ненатуральным голосом, повернувшись к госпоже:
— Видели ли вы японский балет в театре Мариньи, дорогая?
— Нет, у меня не было времени. Я бегала по министерствам, чтобы приехать сюда ко дню рождения Робера…
Госпожа нежно взглянула на мужа, который погладил ее руку. Жена доктора вновь перешла в наступление. Сослалась на какую-то газету, похвалившую японский балет. Когда красноречие докторши иссякло, ее сменила одна из барышень Дюбуа. Она назвала каких-то белых, вероятно музыкантов или людей, имеющих отношение к музыке. Пожалела, что ей не довелось побывать в Париже в начале этой недели. Стала жаловаться, что теннисная площадка испортилась после первых же дождей… что в Дангане нет ни одного хорошего теннисиста. Г-жа Сальвен заговорила о лошадях. Она прокляла здешний лесной район, где негры не разводят лошадей из-за мухи цеце. Инженер предложил сделать опыт. Г-н Жанопулос поспорил с комендантом о ценах на какао. Доктор выразил желание, чтобы ему прислали европейскую акушерку. Несколько веских слов сказал учитель. Он решил объяснить присутствующим поведение негров. В пику ему каждый рассказал достоверный случай в доказательство того, что негры либо дети, либо дураки…
Пожалели об отсутствии отца Вандермейера, этого святого, который жертвует жизнью ради неблагодарных дикарей. Вспомнили о «великомученике». Так белые называют теперь отца Жильбера, быть может потому, что умер он в Африке… Докторша со слезами в голосе обещала госпоже сводить ее на могилу священника.
Американки позабыли обо всех остальных: они беседовали на своем языке.
Когда кто-нибудь опорожнял стакан, я опрометью бросался, чтобы наполнить его. И тотчас же возвращался на свое место между дверью и холодильником. Инженер сидел ко мне спиной. Госпожа и комендант сидели напротив. Госпожа ни разу не притронулась к спиртному. Гречанки болтали под шумок со своими мужьями. Смеялись они так же редко, как редко плачут собаки.
Разговор вновь перешел на негров.
— Несчастная Франция! — повторил Птичья Глотка — Bедь негры занимают теперь министерские посты в Париже!
Куда идет республика? Каждый нашел нужным высказаться по этому поводу.
Господин Фернан первый поставил этот вопрос.
— Куда идет мир? — эхом отозвался Птичья Глотка.
И стал требовать переворота, который очистил бы воздух Франции. Заговорили о королях, о некоем Наполеоне. Все, видимо, очень удивились, когда госпожа сказала, что отчимом императрицы, которую она назвала Жозефиной, был негр.
Опять вернулись к неграм. Ох, уж эти негры! Не побороли еще желтой опасности, как появилась опасность черная. Что ждет цивилизацию?..
Дождевые капли застучали по рифленому железу кровли. Доктор и его жена поднялись первые. Остальные последовали их примеру. Белые шли нетвердо, словно ступали по банановым коркам. Комендант отвечал мычанием на все вопросы. Госпожа провожала гостей. Машины отъезжали одна за другой. Госпожа стояла на веранде, пока последний красный огонек не исчез в ночной тьме.
