Но в этот день он оказался перед выбором: либо наперекор своей совести молчать, либо сказать правду.
— Ты пойдешь со мной, когда я буду его спрашивать? — Хорст Тэннэ, прищурившись взглянул на своего друга Ганса. — Я спрошу его, слышишь? Но ты должен пойти со мной, вот увидишь — спрошу.
— Слабо.
— Клянусь — спрошу!
— А если и спросишь, он все равно соврет. Как фрейлейн Муцель.
— Он не соврет.
Мертенс увидел мальчиков, нерешительно направлявшихся к нему. Он чувствовал, что их что-то гнетет и они хотят с ним посоветоваться. У него на этот счет был наметанный глаз. Но он сделал вид, что не замечает их, во всяком случае, обращает на них не больше внимания, чем на остальных. У обоих ребят отцы погибли на войне, а о Хорсте Мертенс знал еще, что мать его работает в Бильштедте на вновь отстроенной джутовой фабрике, часто в ночную смену, и тогда мальчик предоставлен самому себе. Поэтому, хотя Хорст был и прилежным парнишкой, педагоги особенно следили за его поведением.
— Господин Мертенс… — Почувствовав на себе взгляд учителя, мальчик запнулся и умолк.
— Ну что, Хорст? О чем ты хотел спросить?
Ганс Хаберланд остановился в нескольких шагах, и Хорст то и дело оглядывался на него. Наконец, кивнув на приятеля, Хорст сказал:
— У нас с Гансом вопрос к вам, господин учитель.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Мы хотели… Верно, господин учитель, что в нашей школе был концлагерь?
Вот он — этот вопрос. Мертенс вглядывается в глаза мальчиков, застывшие в недоверчивом ожидании. Ганс Хаберланд, опустив голову, смотрит на него исподлобья. Солгать? Ребята, бесспорно, знали то, о чем спрашивали. Ложь подорвет доверие к учителю. Сказать правду — значит восстановить против себя коллег. Но возможно ли надолго скрыть подобное? Вправо ли мы скрывать? Старый, мучительный вопрос. Тот, кто пытается утаить истину, берет на себя часть вины. Он, Мертенс, достаточно долго разделял эту вину, разделять ее более он не желает.
— Да, нацисты превратили эту школу в концлагерь. Здесь творились ужасные дела.
— Это был детский концлагерь, да?
— Да, детский.
— Какая подлость!.. Что это были за дети, господин учитель?
Мертенс обнял мальчика за плечи, и тот почувствовал, что рука учителя дрожит.
— Иди и ты сюда. — Мертенс обнял за плечи и Ганса Хаберланда. — У нас сейчас урок физики. Но все равно. Задайте мне этот вопрос в классе, и я вам все расскажу. Поняли?
— Да, господин учитель!
3
Назавтра Мертенса вызвали к директору. «Уже? — подумал Мертенс. — Вряд ли. Наверное, по другому поводу». Войдя в кабинет директора, он увидел фрау Тэннэ, с которой познакомился как-то на родительском собрании, и сразу все понял. Однако быстро же обернулось дело!
— Учитель Мертенс. Фрау Тэннэ.
— А мы уже знакомы, господин директор. — Мертенс сделал осторожную попытку поздороваться. Женщина отвернулась.
— Господин Мертенс, вы рассказывали вчера в классе, что в нашей школе был когда-то… концлагерь?
— Да, господин директор.
— Зачем? Зачем вы рассказали детям об этих ужасных вещах?
— Они спросили меня, правда ли все это, господин директор.
— Ложь! — бросила фрау Тэннэ. — Господин Мертенс велел моему сыну задать вопрос в классе, на уроке.
— Совершенно верно, фрау Тэннэ. Но до того ваш сын задал мне этот вопрос на школьном дворе.
— Вы же знали, коллега, что не имели права удовлетворить любопытство мальчика.
— Я не имел права лгать, господин директор. Кроме того, мне было ясно, что мальчик потому и спросил, что уже кое-что знает.
— Вы запятнали честь моего мужа, — крикнула фрау Тэннэ, — Он пал за Германию! Вы облили его грязью. Вы… вы ведете в школе большевистскую пропаганду! Да-да! — И она заплакала. Морщась и всхлипывая, женщина продолжала: — Пусть я сейчас всего только фабричная работница, но у меня тоже есть честь. Я не позволю чернить память моего мужа. Я не хочу, чтобы мой сын стал… большевиком. Мы порядочные люди. И всегда были такими. Мой муж сражался и пал за Германию.
Мертенс разглядывал плачущую женщину и слушал ее упреки. Несмотря на волнение, она говорила довольно гладко и обдуманно.
— Я все потеряла. Мужа. Квартиру. Теперь… Теперь у меня хотят отнять сына. Но я этого не позволю. Не позволю, господин директор!
