Городской центр с его бесчисленными башнями маячит в туманной дали. Пароход направляется к знаменитому Уленхорстскому поплавку — месту отдыха владельцев альстерских вилл.
Впервые приезжий бросает внимательный взгляд на палубу и испытующе разглядывает пассажиров.
У Мизике уже истощились все темы для разговора, и он снова вспоминает о трех коробках залежавшихся шелковых кашне. Уж не разослать ли завтра письменные предложения?.
— Что Мюленкамп — следующая станция?
— Нет, через одну, — говорит Мизике, вновь придвигаясь к незнакомцу. — Да ведь я тоже выхожу в Мюленкампе. Вам в какую сторону?
Приезжий замялся:
— Мне… Мне надо к городскому саду.
— Ну, мне, к сожалению, в противоположную сторону.
«Чудак!» — думает приезжий и смотрит на Мизике внимательнее.
Маленькое скуластое лицо, круто выступающий вперед лоб, кустистые брови, большие, обведенные темной тенью круглые глаза. Сова, да и только! Плоское лицо, короткий широкий нос и сжатые сухие губы усиливают это сходство. Однако он не кажется злым: глаза его глядят тепло и человечно. Костюм сильно поношен. Рукава черного пиджака лоснятся на локтях. Полосатые брюки висят, как водосточные трубы. На голове небрежно нахлобученная, потерявшая форму серовато-зеленая шляпа.
Мизике чувствует на себе взгляд незнакомца, и ему хочется отвлечь его внимание.
— Скажите, вы долго пробудете в Гамбурге?
— Нет, не думаю!
— Да, конечно, городской парк стоит посмотреть. Но не забудьте самого главного: гавань, зверинец Гагенбека и Ольсдорфское кладбище.
— Если успею.
— Ну, что вы! Раз вы уже здесь… — Мизике даже сердится. — Это оскорбление для Гамбурга. Вот так только проехаться разок, глянуть туда, сюда, и — обратно? Для этого, знаете ли, не стоит ехать в Гамбург!
Незнакомец улыбается:
— Поверьте, я сделаю все, от меня зависящее.
— Да ведь я это так… не в укор вам.
— Конечно, конечно!
Пароход идет по боковому рукаву Альстера, под каменными сводами моста, мимо садов, дач, мимо лодочных пристаней и поворачивает прямо к началу оживленной улицы — Мюленкамп.
Незнакомец вдруг заторопился. Он приподнимает шляпу, кивает Мизике, поспешно протискивается между пассажирами и быстро взбегает по ступенькам.
Мизике смотрит ему вслед и медленно бредет в противоположную сторону. Он почти огорчен тем, что так скоро пришлось расстаться с новым знакомым. Но вскоре мысли Мизике снова заняты делом. Теперь только бы не выдать себя, надо сделать озабоченное лицо. Он знает, что трудно будет скрыть свою радость, но ничего не поделаешь. Слишком дорого придется расплачиваться за откровенность, правдивость и супружескую честность. Ну, а что касается Бринкмана, так тот будет доволен, если получит сто марок в счет старого долга. Только не заноситься!..
Мизике хочет войти в подъезд дома, где он живет, как кто-то его останавливает:
— Вы арестованы, следуйте за мной!
— Что вам угодно?
Мизике не испуган, он просто удивлен.
— Следуйте за мной — и как можно незаметнее.
— В чем дело? Кто вы такой?
Вместо ответа человек, загородивший ему вход в дом, поднимает руку. В ней сверкает металл.
— Вы агент уголовного розыска?
— Да!
— Что вам от меня надо?
— Об этом вы узнаете в отделении.
— Но это ни на что не похоже! Меня ждет жена… Вы увидите, что это ошибка, простая ошибка!
Мизике идет сердитый, ничего не понимая. Он быстро восстанавливает в памяти свои последние сделки, но при всем желании не может вспомнить ничего неблаговидного. «Уж не донесла ли на меня старуха, которую я толкнул возле галереи?.. Нет, этого не может быть…»
Приезжий не знает местности, но идет по улице быстрым уверенным шагом, не оглядываясь. Это голая, унылая, без единого деревца улица, по обеим сторонам которой тянутся дома с многочисленными балконами. Здесь, на расстоянии менее ста шагов от Альстера, от вилл и садов — однообразный серый камень, удушливая жара, тошнотворная вонь консервной фабрики.
— Франц!
К нему подходит человек.
— Иозеф! — отвечает он тихо.
Они здороваются, пожимают друг другу руки и идут дальше вместе.
— Как дела?
— Ни к черту!
— Ты на какой станции сел?
— У Ломбардского моста. Я тебя сразу увидел.
— С тобой еще вошло несколько человек…