Старик долго не мог успокоиться, возмущенный нашим безнравственным поступком, он то и дело извинялся перед девушками за наше поведение.
Мы оделись, а гости все еще осматривали наше судно. Надо признаться, это были чертовски премилые девицы. Уже один их вид радовал глаз. Их юбки весело развевались на ветру, когда они поднимались на капитанский мостик.
Девушки проходили мимо камбуза, тут внезапно появился наш кок, старый, косолапый, пренеприятный тип, он поздоровался с ними, пожал каждой руку и тотчас принялся любезничать, коверкая итальянские слова. Капитан и старший офицер буквально остолбенели. Откуда этот малый знает дам? Но выяснять было некогда — предстояло еще показать гостям машинное отделение. В заключение осмотра дамам предложили по бокалу вина и только тогда распрощались с ними.
Наш старик был прекрасно воспитан. Каждой молодой особе он пожал руку, а почтенной матроне, как истый джентльмен, даже поцеловал. Кок, глядя на это, укоризненно покачивал головой.
Под дружный смех и радостные восклицания боцман отвез девушек на берег.
Старик тотчас накинулся на кока и принялся выспрашивать, откуда тот знает гостей.
— Гм, и вы, капитан, не знаете, кто они?
— Ну, наверное, девицы из какого-нибудь пансиона! — сердито ответил капитан.
— Совершенно верно: девицы из «Пансиона синьорины Ирэны», известного всему городу публичного дома на Виа-дель-Порто-Веччио. Пожилая дама — знаменитая содержательница борделя собственной персоной.
Капитан побелел, как полотно, и остекленелыми глазами уставился на довольного, злорадно ухмыляющегося кока…
— Здорово! — смеясь, восклицает Энгельхаген. — Я с самого начала так и предполагал.
— А вечером вся команда, включая капитана, встретилась в борделе синьорины Ирэны. Так? — допытывается Кернинг.
— Рассказ действительно очень любопытный, но, может, ты нам объяснишь, какое отношение он имеет к…
— Охотно объясню, — прерывает его Крейбель, — Вы прослушали сейчас небольшую историю, и я прошу вас по возможности запомнить ее. Если у надзирателей возникнет подозрение, будто мы здесь занимаемся политикой, и будут кого-нибудь из нас или каждого по очереди выспрашивать, о чем я вам тут нашептывал, то все расскажут об этом ливорнском приключении.
Товарищи громко смеются в ответ.
— Здорово!
— Вот это правильно!
— Вальтер, дружище, отлично придумал! Превосходно! И как мы раньше не догадались?
— А теперь поработаем!
— Погодите! — кричит Кернинг. — Сначала расскажи, нанесли ли моряки ответный визит?
Крейбель смеется вместе с остальными.
— Об этом я поведаю тебе одному позже.
И Вальтер Крейбель начинает рассказ о народническом движении в России конца прошлого столетия.
Утром во время раздачи кофе кальфактор шепчет одному из заключенных, что товарищ Гарри Ипус приговорен к смертной казни. Об этом говорят за столом во время завтрака. Многие знают товарища Гарри, — он был работником нелегального Союза красных фронтовиков.
— А ведь тогда даже никого не убили.
— При столкновении на Хольстенштрассе, кажется, все-таки погиб один наци.
— Ну что ты! Трое из наших товарищей и двое наци получили ножевые раны, но тогда на это никто и внимания не обратил.
— И несмотря на это — смертный приговор. Вот это да…
— Гарри такой веселый парень. Я помню, как во время поездки на пароходе в Цолленшпикер…
Но рассказчик не договорил. Все вскакивают. Сидящего за первым столом Фрица Янке вырвало, и он бьется головой о свою кружку. Горячий кофе льется на грудь и колени.
Крейбель вместе с другими помогает ему добраться до соломенного тюфяка. Янке лежит неподвижно, глядя перед собой широко открытыми, ничего не видящими глазами.
— Я уж несколько раз говорил, чтоб о таких вещах разговоров не было, — шепчет Вельзен товарищам. — Ведь вы все знаете, что его ожидает!
Товарищи возвращаются на места и молча, с трудом проглатывают свой хлеб. Некоторые уже споласкивают под краном миски. Все украдкой бросают на больного товарища беспокойные взгляды.
— Что это Янке такой чувствительный? — тихо спрашивает Крейбель у Вельзена.
— Ничего удивительного. Он тоже… кандидат в висельники.
— Разве? За что?
