Каламуш идет к директору. С трудом уговаривает его. Вместе с ребятами директор отправляет воспитателя интерната. Каламуш бежит в правление просить лошадей. Узнав, что на поиски Коспана едут ученики старших классов, Кумар протестует.
— За жизнь ребят я буду отвечать сам, — заверяет его Каламуш.
— Нет, не ты, сопляк, а мы будем за них в ответе! — вопит Кумар, потрясая кулаками. Потом он замолкает, понимая, видимо, что это единственно возможный выход из положения. Вопросительно смотрит на Касбулата. Каламуш чувствует, — сейчас могут рухнуть его планы, и бросается в атаку:
— А что плохого, если поедут ребята? Они же в этом году кончают школу. Кто же завтра пойдет за отарой, как не они? Хватит им лежать на печке и плевать в потолок!
Эти слова неожиданно убеждают Касбулата. Он что-то шепчет Кумару, и тот наконец дает свое «добро». Каламуш бежит на конский двор, отбирает лошадей, готовит сани. Приходят ребята, которые должны ехать на поиски. Одеты они как попало. На одних легкие пальто, у других на ногах ботинки, третьи просто с голой шеей.
Подходит Зюбайда с девушками. Они несут в мешках провизию.
— Ну, что стоите как истуканы? Запрягайте коней, — приказывает Зюбайда ребятам.
— Как одеты, олухи! — кричит Каламуш. — В клуб на танцульки собрались?
— Да ничего, не замерзнем!
— Да я в любую погоду хожу в шапке без ушей!
— Не маленькие, чтоб кутаться, — обиженно бурчат ребята.
Зюбайда снимает с головы пуховую шаль, протягивает Жанузаку:
— На, укутай шею. Сказано же было, что едете не на прогулку. Идемте в общежитие, найдем там и валенки и шарфы.
Зюбайда уводит четверых парней. С нежностью следит Каламуш за ее быстрыми, энергичными движениями. Еще вчера девушка сторонилась людей, только украдкой посматривала на него, а сегодня, когда обрушилось несчастье, она смело перешагнула через этот детский стыд и делает все, что в ее силах для спасения Коспана-ага.
Восемь человек, четверо на конях, четверо в санях, подъезжают к конторе правления. Здесь уже собрались провожающие. Среди них и Зюбайда. Прежняя робость и застенчивость аульной девушки вернулись к ней. Издали с нежностью и тревогой она посматривает на Каламуша. Каламуш сияет. Сегодня у него исключительный день. Невидимая преграда, стоявшая между ним и девушкой, рухнула. Теперь у него есть близкая подруга, которая будет думать о нем и ждать. Он смело подходит к ней и протягивает руку:
— Не волнуйся, Зюбайдаш. Мы обязательно найдем ага.
— Будьте осторожны! Погода нешуточная! — потупив глаза, говорит девушка.
Ночная схватка с волками вконец измотала его. Пока ему удалось убить одного из двух хищников, они успели запороть восемь овец. Одну из них он освежевал и накормил мясом Кутпана и Майлаяк.
Сейчас уже утро. А он снова в пути. Снова он гонит отару на северо-запад. Снова, как земля обетованная, грезятся ему пески Кишкене-Кум. Снова пуржит. Его уже тошнит от этого зловещего однообразия.
Сегодня десять маток остались в пути. Сдают самые выносливые овцы. Некогда пышные их курдюки теперь болтаются, как тряпье. Поминутно они останавливаются и смотрят на снег перед собой в тупой безнадежности.
А вокруг простирается равнодушная бесконечная степь. Никакие мольбы, никакие страдания не разбудят ее, ничто не дрогнет в ней, даже если ты будешь умирать медленной мучительной смертью. Нет в ней ни человека, ни бога...
«Неужели меня не ищут? — думает Коспан. — Неужели все махнули рукой? Не может этого быть, так не бывает».
Он пытается представить себе, как его ищут, как тревожатся родные и друзья, но видит все это расплывчато, туманно, словно сквозь толщу воды. Чувства его притупились от бесконечного холода и усталости. Он только идет и идет. Это он знает твердо — надо идти.
Привал. Коспан лежит на локте, опустив голову. Спины овец, стоящих в тихой балке, покрыты снегом. Они недвижимы, кажется, что это не живые существа, а фигурки, вылепленные из снега. Ткнешь кнутом — рассыплются.
Почерневшее распухшее лицо Коспана словно обтянуто воловьей шкурой — оно не чувствует прикосновения снега. А тело дрожит от непрекращающегося озноба, мелкая отвратительная дрожь.
