Низкие сплошные тучи затянули небо. Вначале сеялась жесткая снежная крупа, потом налетел порывистый ветер, заклубилась пурга. Непроглядная муть заволокла дали, вьюга бесилась и завывала в горных ущельях, как волчица в капкане. Барханами сыпучего снега замело Илийскую долину. Казалось, плачет и стонет вся земля.
Но человек, приникший грудью к невысокому могильному холмику, не чувствовал, видимо, ни жгучего холода, ни ветра, который злыми иглами впивался в тело. Метель, кружась, то засыпала его с головой, то, свирепо дунув, обнажала белый малахай с черной каймой, чапан, разорванный в нескольких местах, пальцы, которые судорожно сжимали окаменевшие на морозе комья свежей глины.
Поблизости в скорбном молчании замерли шестеро джигитов. Тут же, привязанные к одиноко растущему дереву, тесно сбились их лошади, ноздря к ноздре; своей понурой неподвижностью они как бы разделяли людское горе.
Время шло, но никто не нарушал безмолвия, только ветер свистел и закручивал снежные воронки.
Уже смеркалось, когда наконец бородатый джигит негромко проговорил:
— Довольно, Ахтам… — Слова дались ему с трудом, он едва выдавил их.
Товарищи склонились над Ахтамом и силой оторвали от земли.
Теперь он стоял, окруженный плотным кольцом друзей. Сомкнув плечи, они, казалось, хотели заслонить Ахтама от ненастья, укрыть от ветра, хлеставшего снегом в его лицо, заросшее густой щетиной, как бы обуглившееся, постаревшее за эти дин.
Не говоря ни слова, Ахтам левой рукой поднял с земли кетмень (правая рука у него была ранена) и вырубил в затвердевшей могильной насыпи неглубокую ямку. Затем он развязал свой шелковый пояс, поднес к губам кинжал, поцеловал острый клинок, завернул в пояс, бережно положил на дно ямки и завалил ее землей. Друзья по-прежнему беззвучно наблюдали за всем, что он делал.
— Теперь на коней? Так, Ахтам?.. — спросил все тот же бородач.
Вместо ответа Ахтам опустился на колени и начал читать молитву. Он молился тихо, почти неслышно, губы его едва шевелились, произнося слова, предназначенные лишь для любимой. И многое, на что не решался Ахтам раньше, сказал он ей теперь…
Но сухи были его глаза, и никто, заглянувший в них, не догадался бы, что творится сейчас в его сердце…
Последним усилием прорвали Ахтам и его товарищи вражеские тиски, но, узнав, что Маимхан попала в плен, снова ринулись в битву. Однако ночь уже окутала землю, и нельзя было различить, где чужие, где свои. Казалось, враги стреляют со всех сторон, один за другим падали джигиты, не миновала пуля и Ахтама. Пришлось отступить. С остатками повстанцев Ахтам двинулся к Актопе, но солдаты уже перерезали дорогу. Вскоре выяснилось, что гарнизон крепости во главе с Семятом перебит, а за теми, кому довелось бежать, маньчжуры охотятся по всей округе.
Уцелевших в сражении джигитов Ахтам повел в давнее пристанище лесных смельчаков — ущелье Гёрсай, но длиннобородый, выполняя приказ о полной ликвидации «воровских шаек», преследовал его по пятам. Наконец с Ахтамом осталось всего шестеро самых верных друзей.
Что ожидало их впереди?…
Вчера тело Маимхан было предано земле. Сородичи похоронили ее возле холма Дадамту. Голову девушки, отрубленную палачом, маньчжурские власти приказали вывесить над крепостными воротами Кульджи под охраной специально приставленных часовых. Но народ не допустил надругательства: у Ахтама и его товарищей нашлось немало помощников. Заколов четырех стражников, джигиты доставили голову Маимхан к ее могиле и похоронили вместе с телом…
— Пора, брат, — Умарджан положил руку Ахтаму на плечо. Ахтам с таким усилием поднялся на ноги, словно его давила к земле страшная ноша.
— Куда мы?.. — спросил бородатый джигит, когда седлали лошадей.
— На запад!.. — отвечал Умарджан вместо Ахтама.
Джигиты тронулись. Через несколько мгновений могильный бугорок и одинокое деревцо утонули в пурге.
Ахтам ехал, ослабив поводья и давая волю коню и своим мрачным думам. «Куда вы держите путь, куда, дети мои? — слышалось ему. — Куда идете, покидая свой край, свою землю?..» Знакомый старческий голос повторял эти слова, и так явственно, что Ахтам встряхнулся и разжал залепленные снегом ресницы. Нет, это сон или легкая дремота, которая незаметно подкралась к нему…
