— Убит, точно. Пуля попала в переносицу и вышла через затылок. Я сам видел.
— А кто убил?
— Стрелял полицай, такой толстый.
Больше Черепанцев ничего не мог рассказать, он был в нервном возбуждении.
— Убийцу узнаешь в лицо? — спросил Ким.
— Толстый… Глаза навыкате… Я узнаю его, узнаю, — повторял Черепанцев.
Больше о случившемся не говорили. «Кто следующий?» — думал каждый. Постепенно другое чувство стало охватывать людей, заглушая все печали, тревоги, голод.
Положение разведчиков осложнялось с каждым часом. В незнакомой местности, на территории, занятой противником, без каких-либо связей, они страдали по меньшей мере от трех зол — голода, мошкары и вынужденного бездействия.
Люди в отряд были подобраны все энергичные, сильные, ловкие и, главное, молодые. Им хотелось взрывать мосты, уничтожать склады, стрелять — словом, действовать, бороться. А Ким посылал их на шоссе следить за проходящими машинами и записывать номера частей. И вот теперь гибель Кочубея, которого все любили. Курков пришел к командиру и сказал, что, если так и дальше пойдет, всех их по одному перешлепают.
— Возможно, — подумав, отвечал Ким. Он понимал настроение Куркова.
— Но это, наверное, не самый лучший вариант.
— Что поделаешь… Значит, они умнее нас.
Курков долго молчал. Он не ожидал такого ответа. Потом, уже колеблясь, проговорил:
— Я так размышляю… Может, я, конечно, ошибаюсь… Уж гибнуть — так с помпой.
— И то верно. — Ким как-то странно усмехнулся, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
— Тогда надо действовать! На террор отвечают террором…
— Верно. Что предлагаешь?
— Взорвать склад…
— Это террор? У Щедрина есть хорошая сказка, там заяц говорит медведю: «От тебя ждали кровопролитьев, а ты чижика съел».
— Товарищ командир. Я серьезно…
— Дался тебе этот склад!.. Да их с десяток в одном Междуречье… Взорвем один и раскроем себя.
— Я это уже слышал…
Ким, который настолько ушел в себя, что, казалось, не замечал окружающего, вдруг огляделся и увидел своих насторожившихся соратников.
— А вот мы сейчас спросим начальство, — решительно сказал Курков, как-то странно дернувшись лицом. — А ну-ка, Андрей, — он повернулся к Немчинову и направился к рации.
— Отойди от рации! — вдруг закричал Ким. — Всем встать! Смирно!
Люди поднялись как бы нехотя.
— А чего, верно, пусть начальство рассудит, — сказал Черепанцев.
— Начальство уже решило, назначив меня резидентом. Неподчинение в этих условиях равносильно предательству, — ответил Ким.
И все-таки ему не хотелось быть сейчас резким. Он сказал:
— Ваня, вот что… Не заводи себя и остальных. Гауптвахты здесь нет, сам понимаешь. Не согласен со мной — подай форменный рапорт на мое имя.
— Не в этом дело…
— Тогда не морочь мне голову, и так тошно!
Новый глухой взрыв донесся с той же стороны Выдры. На этот раз ближе. Курков определил расстояние в четыре километра.
— Не мина и не снаряд, а что-то подземное, — сказал он.
Ким послал Куркова с Немчиновым в направлении, откуда донеслись взрывы. Минут через тридцать вернулся один Немчинов.
— Ну?! — набросились на него все.
— То ж рыбак рыбу глушил, — отвечает Немчинов. — Курков там сидит, наблюдает…
— Рыбак один? — спросил Ким.
— Один. Батька уже, лет, наверное, пятьдесят. Мы подошли, а он плавает в пруду, рыбу выбирает, что вверх брюхом всплыла. Мы пока не открывались ему. Курков ждет указаний.
— Пошли, — сказал Ким.
К тому времени, когда разведчики подошли к пруду, рыбак уже вылез из воды, оделся и теперь укладывал в мешок рыбу. Курков ждал в условленном месте. Ким некоторое время наблюдал за рыбаком, потом вышел из засады и не спеша направился к нему, не вынимая оружия. Он не дошел метров пять… Рыбак вдруг сделал молодецкий скачок к дереву, выдернул гранату и, замахнувшись ею, заорал:
— Если вы фашистская сволочь, всех положу, гады!! Если свои — клади оружие, предъявляй документы…
Ким остановился и ответил:
— Неосторожный, батя, ты человек. Если б мы были фашистская сволочь, мы б тебя голыми руками взяли, когда ты рыбку вылавливал.
— Якие же вы? — спросил рыбак уже более спокойно, но все еще не опуская гранату.
— Да ты-то кто сам?
