Бывший адъютант графа Бобринского, Галичан, назначенный Жатковичем сначала личным секретарем, потом адъютантом, отправил с вокзала приготовленную заранее телеграмму:
«Первый губернатор Подкарпатской Руси Жаткович въехал в свою столицу. Энтузиазм населения неописуем».
Передав Жатковичу букет цветов, Ходла сообщил ему, что большевики организовали в Подкарпатском крае всеобщую забастовку, но что полиция приняла уже все необходимые меры. Ходла представил Жатковичу Седлячека, для которого у губернатора не нашлось ни одного слова. Был представлен также Кавашши, которому губернатор передал привет от находящегося в Нью-Йорке графа Шенборна, и Каминский, относительно которого Ходла отметил, что он — один из самых вдохновенных борцов против большевизма.
Забастовка, устроенная «в честь Жатковича», была для него весьма неприятна, но по-настоящему он был удручен, лишь когда увидел свою столицу. Неужели этот грязный городишко с немощеными, ухабистыми улицами, убогими, низкими домиками, изможденными, оборванными жителями будет его резиденцией?
Во главе своей блестящей украинской гвардии Жаткович следовал по тихим, безлюдным улицам города, встревожив военным оркестром мирно пасущихся коров, щиплющих траву гусей, купающихся в пыли кур и охотящихся за воробьями кошек. У него было такое чувство, что его обманули, послав сюда, а те, кто говорил ему о царском престоле, попросту смеялись над ним. Охотнее всего он тут же поехал бы кратчайшим путем домой, в Нью-Йорк.
Вечером в честь губернатора состоялся банкет в большом зале гостиницы «Корона». На банкете не было Седлячека, который после встречи губернатора заболел, но зато присутствовал генерал Пари, который к этому моменту уже выздоровел. Зал банкета освещался только свечами, так как рабочие электростанции бастовали. Здесь Жатковича чествовали те же, кто встречал его на вокзале, — украинские офицеры и полицейские. Украинские офицеры ели и пили, полицейские же подавали — вместо бастующих официантов.
Каминский произнес пламенный тост в честь Вильсона и друга американского президента, великого сына русинского народа Жатковича. Первый губернатор Подкарпатской Руси с закрытыми глазами слушал его красивую речь. Он сидел неподвижно, как окаменелый. Только его подпрыгивающий кадык указывал на то, что он жив… На речь Каминского он не ответил, но, нарушив свои принципы, попросил подать ему виски.
Так как в Ужгороде виски было не в ходу, то ему пришлось удовлетвориться коньяком. Он получил в бутылках с надписью «Коньяк» самую скверную бурду. Уже будучи совсем пьяным, он произнес на английском языке речь, в которой называл украинских офицеров «своим любимым народом». В своей речи он обещал воздвигнуть на главной площади Ужгорода статую Свободы, ни в чем не уступающую нью-йоркской.
На другой день он проснулся около полудня с ужасной головной болью. Когда он захотел побриться, выяснилось, что парикмахеры тоже бастуют. Когда заказал ванну, оказалось, что в ужгородской гостинице «Корона» ванн не имеется. Он просидел целый день в своей комнате в пижаме и домашних туфлях. После обеда Ходла доложил ему, что бастуют не только рабочие, но и батраки крупных имений: даже скот остался некормленым.
Под вечер, после получасового разговора с отцом Гордоном, губернатор велел передать в Дом рабочих, что он желает вести переговоры с представителями рабочих организаций.
Бастующие послали к губернатору для переговоров трех человек: русинского дровосека, венгерского крестьянина и еврейского слесаря. Жаткович принял делегацию в присутствии Ходлы, Галичана и еще пяти украинских офицеров. Прежде всего Ходла хотел узнать фамилии явившихся для переговоров. Слесарь сказал, что его зовут Иудой Маккавеем. Крестьянин после краткого размышления заявил, что он Лайош Кошут. Русин, имевший на голове порядочный жировик, назвался скромно Иваном Бочеком.
— Господин губернатор… — обратился к Жатковичу слесарь Маккавей.
Дальше он продолжать не мог. Его товарищам не понравился этот вежливый тон.
— Господином еще называешь! — воскликнул Иван Бочек. — Лучше уж я буду говорить с этой собакой… Ты думал, сопляк, — обратился он к Жатковичу, — что ты нас испугал? От такого сопляка…
