В эту минуту Жаткович понял, что его родина не столь уж незначительное место, как можно было предполагать. В этот момент Шмидт решил дать указание Гордону держать Жатковича в ежовых рукавицах, так как русинский губернатор столь же полезен компании, сколь и глуп.
Третьего апреля 1920 года Григорий Жаткович, еще будучи в Нью-Йорке, обратился к народу Подкарпатского края с воззванием, под которым подписался как глава государства «Подкарпатская Русь». Воззвание составил отдел печати компании «Дженерал моторс». Там же была изготовлена и декларация, которую Шмидт передал Жатковичу с указанием прочесть по прибытии в Париж тем журналистам, которых там соберет для его встречи один из парижских уполномоченных «Дженерал моторс», украинец по происхождению. Сенатор Шмидт, провожавший Жатковича до самой гавани, настойчиво внушал губернатору Подкарпатской Руси, чтобы тот после своего прибытия в Ужгород беспрекословно следовал советам отца Гордона, очень основательно знающего условия Подкарпатского края и пользующегося полным доверием «Дженерал моторс».
…точно так же, как и вы, мистер Жаткович!
Разгуливая по палубе парохода, Шмидт говорил Жатковичу, что, хотя основное занятие «Дженерал моторс» — производство и сбыт автомашин, все же каждый действительно желающий служить интересам компании должен понимать, что как бы ни было важно производство автомобилей, в наше время нельзя заниматься исключительно одним этим делом.
— Нас интересует весь мир, судьба всего человечества, — сказал Шмидт с таким пафосом, будто выступал в сенате.
Прибыв в Париж, Жаткович прочел заготовленную отделом печати «Дженерал моторс» декларацию журналистам, которых к нему привел украинец с большой светлой бородой. В декларации было сказано, что Жаткович намерен создать из Подкарпатского края государство такого типа, как Соединенные Штаты Америки. Часть парижских газет напечатала даже портрет Жатковича.
После опубликования декларации живущие в Париже украинцы устроили настоящее паломничество к Жатковичу, принимавшему своих кровных родственников исключительно любезно — со снисходительной любезностью власть имущих. Большинство украинцев величало Жатковича президентом, но нашелся и такой, который, прежде чем попросить взаймы десять долларов, назвал нью-йоркского адвоката царем. Губернатор Подкарпатской Руси с улыбкой отверг этот титул. Однако украинцы вскоре заметили, что называющие губернатора царем получали от него взаймы вместо десяти — пятнадцать долларов.
Из всех парижских украинцев Жатковичу особенно понравились двое. Один из них был граф Бобринский.
Бобринский очень хорошо знал условия жизни под Карпатами и очень любил этот край.
— Это — настоящий земной рай, — говорил он с большим энтузиазмом. — Если бы там наряду с украинцами не жили венгры и евреи, то это была бы самая прекрасная страна в мире!
Граф старался убедить Жатковича, что Подкарпатский край резко отличается от Соединенных Штатов Америки, и не только величиной.
— На вашем месте я постарался бы создать из Подкарпатского края нечто подобное русской царской империи. Сам по себе Подкарпатский край, конечно, мал, чтобы стать царской империей. Но в качестве опорного пункта… Образованный и энергичный царь, сам уроженец этой страны, пользующийся в то же время доверием западных держав и прежде всего Америки, легко сможет отодвинуть границы страны к северу и к северо-востоку.
Бобринский недвусмысленно дал понять Жатковичу, что царский трон пустует и что смелость города берет.
Нью-йоркский адвокат знал, что граф говорит глупости, но все же ему было приятно, что, несмотря на его протесты, Бобринский снова и снова возвращался к этой теме. Он деликатно расспросил графа, на что тот живет, и, узнав, что Бобринский бедствует, насильно навязал графу из выданного компанией «Дженерал моторс» в его распоряжение фонда дружеский заем на порядочную сумму.
Вторым человеком, завоевавшим сердце Жатковича, был тот огромного роста русин со светлой бородой, который привел к нему журналистов и поместил его портрет в газетах. Этот русин был не аристократом, а, наоборот, — как он с гордостью подчеркивал, — выходцем из народа. Его отец был бедный деревенский поп в Подкарпатском крае.
