— Не думал же ты о нем, что… — начал я, но Микола перебил меня.
— Филипп Севелла был настоящим человеком! — сказал он очень громко, почти крича. — Такие люди бывают только среди наших, только у нас могут быть такие!.. — проговорил он с непривычной для него торжественностью.
Хижина из сосновых веток, в которой жил Микола, казалась таинственной и мрачной от масляной коптилки, которую Кестикало смастерил из консервной банки. Няня Маруся угощала нас тем, что нашла в моем походном мешке. Во время еды кругом ходила бутылка водки. Микола и няня Маруся сидели у стола в шубах. Я был одет по-городскому, но Кестикало укрыл меня еще и своей шубой. Сам же он, словно ему было жарко, снял даже шапку.
После ужина Микола, Кестикало и я долго обсуждали, что делать дальше. Миколу трудно было убедить, что тем, кого полиция не ищет, нужно возвратиться домой. Мои доводы не воздействовали на него.
Кестикало умел говорить с Миколой лучше меня.
— Ты боишься, что, возвратившись домой, наши люди забудут, что они красные? А я, Микола, скорее боюсь, что они тут позабудут об этом. С тех пор как ты появился среди нас, дисциплина, правда, стала лучше. Но я не думаю, чтобы можно было долго поддерживать дисциплину среди людей, которые так голодают и мерзнут. Если же люди пойдут домой, то они могут раздобыть себе хлеб только одним путем — если будут бороться за него. Они включатся в работу профессиональных союзов…
— Неужели, — воскликнул Микола, — вы всерьез принимаете эту знаменитую амнистию?
— Всерьез не всерьез, но использовать ее можно и нужно. Дело ясное: оттого, что габсбургская монархия рухнула, ни экономические, ни национальные вопросы не разрешены. Раньше венгерские капиталисты эксплуатировали венгерских, словацких и русинских крестьян и рабочих, а теперь чешские капиталисты эксплуатируют, кроме их собственной, еще и венгерскую, словацкую и русинскую бедноту. Может быть, не так жестоко, но значительно менее умело. У них нет опыта, как у австрийцев и венгров. Если венгерский вицеишпан воровал десять тысяч крон, публика знала только о тысяче. А теперь, если чешский жупан украдет одну тысячу крон, в публике говорят о десятке тысяч.
— Не это важно! — сказал Микола нетерпеливо.
— Не только это важно, — поправил его Кестикало. — Но это тоже важно. Потому что это ослабляет чехов. Они не в состоянии одновременно бороться и против всех национальных меньшинств республики (которые все вместе составляют большинство населения), и против рабочих. Поняв, что на это у нее не хватит сил, чешская буржуазия соединится, конечно, с немецкой и венгерской для борьбы против чешских, немецких, словацких, венгерских и русинских трудящихся. Но пока господа дерутся между собой, наше положение легче. Вот почему чешское правительство было вынуждено объявить амнистию, и вот почему мы должны использовать эту амнистию как можно быстрее. Рабочие лесопильных заводов и батраки имений не сегодня-завтра начнут забастовочную борьбу. А теперь, со времени русской революции, забастовочная борьба уже не то, что раньше. И забастовка — это только начало.
— Если полиция заметит, что мы опять всколыхнулись, она сразу же наложит на нас свою лапу.
— Ошибаешься! Она наложила бы, если бы могла. Но для этого у нее не хватает сил. Ты, Микола, всегда путаешь жестокость с силой. Новые господа Подкарпатского края потому так и жестоки, что они слабы. Кроме того, они грызутся между собой. Ты забываешь, что сказал Фельдман.
— Фельдман ищет вымя коровы между рогами.
— Опять ошибаешься, Микола. Если кто-нибудь делает левой рукой то, что можно сделать только правой, — Фельдман всегда это заметит… Это мы о том, — обратился ко мне Кестикало, — насколько рискован твой приезд сюда. Микола боится, что Ходла сразу тебя сцапает. Фельдман думает, что Ходлы бояться нечего, потому что он слишком хитер. Он сам фабрикует все заговоры, а затем сам их разоблачает. Он это умеет делать, и делает с большим удовольствием и энергией. Ходла так занят этим, что у него не остается времени следить за нами. С этой прекрасной привычкой Ходлы, которую он заимствовал у габсбургской монархии, можно так же мало считаться, как с амнистией. Но ее и амнистию можно использовать.
