— Как бы то не было тут нам все равно нечего делать, — помолчав, сказал Нгола, — вернутся туранцы сюда или нет. Большая часть наших людей — чернокожие, они все хотят вернуться домой — даже дарфарцы, которые живут в Замбуле уже несколько поколений. А наемникам найдется дело и за Стиксом. Там у стигийцев несколько городов, в которых есть чем поживиться. А потом я поведу их в Зембабве.
— Да я помню, — северянин внимательно посмотрел на Нголу. — Хочешь захватить трон.
— Не захватить белый брат! — горячо возразил Нгола. — Вернуть принадлежащее по праву. Мой род правил в Зембабве пока двадцать лет назад его не сверг Могаба — узурпатор. Всех представителей прежней династии преследовали и уничтожали как бешеных собак, я последний оставшийся в живых законный наследник трона. Спасаясь от палачей Могабы мне, еще совсем юнцу, пришлось бежать на север и вступить в гирканскую армию наемником. И теперь, почти десять лет спустя, настанет час расплаты.
— Так уверен в победе?
— А как же! Я говорил с наемниками из Зембабве, теми, кто служит совсем недавно. Они говорят — Могаба правит страной как тиран, многие восстали против него, еще больше выжидает удобного момента для того же. Как только я вступлю в страну, у меня появится множество сторонников. И я приду туда не один. У меня пятнадцать тысяч отлично вымуштрованных черных воинов, из них четыре с половиной тысячи — зембабвейцы. Еще не меньше двадцати тысяч дарфарцев и других невольников — солдаты из них никудышные, но обучить их можно. Кроме того, как ты знаешь, к нам примкнули и зуагиры — почуяли легкую добычу за рекой. И, наконец, твои люди — белые наемники и вендийцы с шемитами. А это еще двенадцать тысяч. Поверь, когда я взойду на трон из слоновой кости, я не забуду о тех, кто помог вернуть престол. Ты моя правая рука здесь, а в Черных Землях станешь моим лучшим полководцем.
Сигерих молча покачал головой.
— Благодарю тебя Нгола, — медленно произнес он. — Но мне придется отказать тебе. Я хочу вернуться на родину.
Нгола поперхнулся, пролив вино на подушки.
— Ты сошел с ума, Сигерих?! — воскликнул он. — Не ты ли мне говорил, что ваш бог прогневался на свой народ и желает умертвить его холодом и льдом. Не от этих ли льдов бежали на юг киммерийцы? Не по их ли стопам идут твои родичи?
— Все так, Нгола, — кивнул Сигерих. — И все же мне нужно вернуться в Ванахейм.
Ванир не смотрел сейчас на негра — его взор был устремлен куда-то вдаль, видя нечто незримое для окружающих.
— Мне снова снился тот сон, — глухо произнес он. — Океанский берег, густые туманы, приходящие с моря. И из того тумана ко мне являлись тени родичей — отца, матери, братьев, тех, кого я оставил живыми в родных краях и тех, кто уже давно среди предков. И все они звали меня обратно. А потом я услышал еще один голос…
Ванир замолчал, но было видно, что он недосказал о чем-то очень важном.
— Что-то тут неладно, — озабоченно произнес Нгола. — Может позвать шамана? Старый Нкоме знает, как отгонять от человека злых духов.
— То не духи, Нгола, — усмехнулся Сигерих. — И шаман тут не поможет. Я просто знаю, что должен вернуться.
Черный полководец хотел возразить еще, но тут ванир поднял взгляд и слова застряли у Нголы в горле. То, что он увидел в синих глазах северянина, заставило его внутренне содрогнуться. Такое выражение глаз по верованиям чернокожих бывало у злых духов. Суеверный, как и все негры, Нгола подумал, что ему и вправду не нужен в отряде человек, к которому явно прицепилось какое-то проклятие.
— Когда думаешь уходить? — помолчав, спросил он ванира.
— Когда ты решишь покинуть оазис.
— Кого назначишь вместо себя?
— Индуло — зингарца.
— Хорошо, — ответил Нгола, затем кивнул на опустевший кубок ванира. — Выпьешь еще?
— Нет, — покачал головой северянин. — Хочу сохранить ясную голову.
Нгола кивнул и Сигерих, коротко попрощавшись, вышел из шатра. Негр откинулся на подушки и не мог сдержать облегченного вздоха. Его била дрожь, по спине бежали крупные мурашки. Он жадно осушил кубок.
— Инела! — крикнул он. — Еще вина.
Бритунка выскользнула из-за его спины с кувшином в руках и вновь наполняя его кубок. При этом она соблазнительно прогнулась так, что ее груди качнулись перед лицом негра. Глядя на свою наложницу Нгола почувствовал как страх уступает место иному чувству.
