Хит вернулся в город. Я узнала об этом в тот же миг, потому что он разбудил меня. Я нежилась на солнышке (вот уже определенно сон!), покачиваясь на огромном надувном матрасе в форме сердца посреди озера из шипучего «Спрайта» (сама не знаю, откуда он взялся, всем известно, что я предпочитаю колу), когда вся эта умиротворяющая красота вдруг исчезла, и в голове у меня загремел знакомый голос Хита.
— Зо!
Я испуганно открыла глаза — и уставилась в недовольные зеленые глаза Налы.
— Нала? Ты что-нибудь слышала?
Ну да, так она мне и сказала! Бросила в лицо свое сварливое «ми-иии-уф», презрительно чихнула и, потоптавшись немного по подушке, снова завалилась спать.
— Могла бы и помочь, бессердечная кошка! — вздохнула я.
Нала и ухом не повела.
Я посмотрела на часы и мысленно застонала. Семь вечера! Черт побери, проспала почти восемь часов, а чувствую себя совершенно разбитой, и в глаза словно песку насыпали. И что будем с этим делать? Так, какие у меня на сегодня планы?
Тут я вспомнила о профессоре Нолан и разговоре с мамой, и вчерашний холод вновь разлился по моим жилам.
Что мне делать?
Рассказать кому-нибудь о своих подозрениях? Надо подумать.
Лорен вчера сказал, что оставленная на месте убийства жуткая записка с цитатой и так указывает на Людей Веры. Весь вопрос в том, должна ли я показать кому-нибудь половинки разорванной открытки с крестом и дать понять, что к преступлению может быть причастен мой злотчим? Но мама ясно сказала, что злотчим всю ночь и следующее утро провел дома…
Могла она соврать?
Липкий холодок пробежал у меня между лопаток. Еще как могла. Ради этого мерзавца она пойдет на что угодно. Разве она не доказала это, отвернувшись от меня? Но если мама солгала, а я ее выдам, значит, на меня ляжет ответственность за все, что с ней будет дальше. Видит Богиня, я ненавижу Джона Хеффера, но все-таки не настолько сильно, чтобы подставить под удар маму ради желания расквитаться с ним.
Меня затошнило от тоски.
— Если вонючий злотчим имеет отношение к этому убийству, полиция сама на него выйдет. И тогда пусть будет, что будет, но хотя бы не по моей вине. — Я нарочно произнесла это вслух, чтобы прозвучало убедительнее. — Не буду торопиться. Подожду и посмотрю, что дальше будет.
Я понимаю, что тут можно сказать. Но поймите и вы — я не могла этого сделать. Просто не могла, и все. Я знала, что она плохая, но она все равно была моя мама. И когда-то она меня любила.
Поэтому я решила промолчать и постараться выбросить из головы все мысли о матери и злотчиме. Точка. Решено. Так тому и быть.
И все-таки мне не легко далось это решение. И я так до конца и не смогла убедить себя в том, что поступила правильно.
Тем не менее, надо было двигаться дальше, и я вспомнила о предстоящем ритуале Полнолуния. Что такое? Стоило мне подумать об этом, как сердце у меня оборвалось и провалилось куда-то в съежившийся желудок.
Обычно перед ритуалом я чувствовала лишь предвкушение и радостное волнение. Сегодня меня терзала тревога. Я прекрасно понимала, что ребята не обрадуются участию Афродиты. Милосердная Богиня, неужели у меня мало проблем, чтобы еще из-за этого сходить с ума? В конце концов, сколько можно меня прессовать? Моим друзьям придется смириться с тем, что Афродита станет одной из нас! Раз Богиня выбрала ее, то им и подавно нечего становиться в позу.
Я вздохнула. Не жизнь, а сплошной стресс. Каждый раз, когда мне удается хоть немного разгрести проблемы и перевести дух, на меня обрушиваются новые напасти. Так и с ума сойти недолго. Кажется, у меня уже началась депрессия. Говорят, в депрессии люди постоянно спят. Может, стоит попробовать? Я закрыла слезящиеся глаза и почти уснула, когда заблеял проклятый будильник. Будильник? Черт побери, сегодня выходной! Я не ставила будильник!
