— Я думаю, в сумасшедший дом… — Следователь усмехнулся и вышел…
В зале суда было душно, да еще ботинки жали. Серафим снял ботинки, стоя выслушал оправдательный приговор. Когда его освободили из-под стражи, он еще час или два бродил босиком вокруг здания суда в каком-то затмении. Ботинки он забыл одеть. Потом прямо в аптеке он выпил что-то успокоительное, какие-то капли, и пошел в студию. Резкая боль в паху просто потрясла его. Благо, что туалет был рядом. Поганое место. Едва он ступил на настил над выгребной ямой, как доски под ним затрещали и он провалился вниз. Цепляясь за гнилые доски и задыхаясь от смрада, он с трудом выбрался из ямы. Тучи жужжащих мух облепили его, пока он шел к ручью, чтобы обмыться. Вокруг не было видно ни души. Он разделся, постирал одежду, развесил ее на ветках и лег на песок, стал ждать пока все высохнет и перестанет вонять…
Отсветы вечера погасли в облаках. Сумерки сгустились. Тихо поднялись звезды и встали над Лысой горой. Некоторое время он вглядывался в отливающую серебром листву, в которой зыбко, неотчетливо, как на экране кинотеатра, вдруг проступила фигура Лизы в полинялом платье с прозеленью без рукавов…
— Ну что же ты… — Оборотясь к нему и пятясь, она стащила с себя платье и спустилась к воде. Он так остро почувствовал запах тины и водорослей. С неуклюжей грацией она плескалась в воде, поднимая лунную радугу и тину с илистого дна.
— Как тихо… — Она уже вышла на берег вся в каплях влаги, словно покрытая стеклярусом, ничком опустилась на песок. Мурашки побежали по спине от прохладного ощущения наготы ее рук, бедер…
— Подожди… — прошептала она тихо с придыханием, отводя его руки снящейся рукой, какая-то другая, почти равнодушная к его блаженству, большеглазая, тонкогубая, обветренная…
Начавшийся дождь разбудил Серафима. Беспорядочно возясь в промокшей, прилипающей одежде, промахиваясь, попадая не туда, он побежал к причалу, уже одеваясь на бегу. Он укрылся под навесом.
Донесся гудок ночного поезда. Как гусеница, поезд переполз мост и, выплевывая сгустки белого пара, втянулся в темную арку тоннеля…
Серафим закрыл глаза. Некоторое время он лежал, подрагивая, как в ознобе, пытался что-то вспомнить…
Очнулся Серафим в больнице. Глянув на потолок, он закрыл глаза и снова провалился в бред, как в яму. Иногда, в беспамятстве, он что-то шептал и записывал шепот в клеенчатый блокнот, который потом прятал под подушку…
Как-то ночью он проснулся, словно от толчка. Мать сидела на краю кровати, кутаясь в сияние луны. Она листала его записи.
— Мама?.. — Слегка привстав, он неуверенно улыбнулся.
— Я твой ангел-хранитель… почитай что-нибудь, мне так нравятся твои стихи… они о какой-то несбывшейся жизни… — Она доверчиво притиснулась к нему. Он видел ее в странном, радужном мрении. Воображаемое и реальное смешалось…
Раскрасневшаяся, она упорхнула за завесь и дальше, на террасу и в сад, а он еще долго сидел боком на смятых простынях, потрясенный чудом этой мгновенной и осязаемой близости. С женщинами дело у него никогда не заходило слишком далеко…
Через месяц Серафима выписали из больницы.
Потом все затмила повседневность. Через 5 лет Серафим окончил университет, а еще через год опубликовал книгу стихов. По этому случаю был прием с буфетом и лотереей…
Прием был в самом разгаре, когда пришел Иосиф.
— А я уже начал беспокоиться… — Еще издали Серафим протянул ему руку. Его окружала стайка девочек. — Все, все, я занят… ну вот, еле отбился… это студентки из театрального училища… завораживают и раздражают… все немного ненормальные… театр с ними что-то делает… мне кажется, и на тебя театр подействовал… какой-то ты весь запущенный… понимаю, об этом вовсе не обязательно знать всем и каждому… о, кажется, началась лотерея, закопошились, точно на вокзале перед прибытием поезда…
— Я, собственно говоря, забежал на минуту, чтобы забрать подписной лист… — Иосиф принужденно улыбнулся.
— Ах, да, совсем забыл… — Серафим порылся в бумагах на столе. — Идея сама по себе посредственная, то есть безысходная, но все подписали, даже Графиня… две недели за ней гонялся и как ты думаешь, где я ее нашел?.. на вилле у нашего «Министра путей сообщений»… кстати, он тоже подписал… да, так вот, стучу, служанка смотрит на меня, как будто я враг народа, говорит, он в комнате для прислуги, и точно, спит без задних ног, поднимается, весь заросший рыжей щетиной… а-а, говорит, это ты… а у нас несчастье, попугай улетел… довольно занятный был попугай, мог любой звук и голос перенять, даже картавил, подражая Старику…