— Кто здесь?.. вон, вон отсюда…
— Но…
— Вон, вон, нечего тебе на это смотреть…
Слуга попятился к двери. Пятясь, он наткнулся на незнакомца в полевой форме без знаков отличия. Поразило его лицо и руки, маленькие, как у ребенка, и сходство с портретом Старика, который с некоторых пор висел над его кроватью.
Савва протер глаза. Некстати вспомнился сон. Во сне он умер и как бы со стороны наблюдал за церемонией собственных похорон, даже заглядывал в яму, почему-то вырытую для него на еврейском кладбище. Как оказалось, во сне он был не Саввой, а Проклом. Вернувшись с кладбища и сдернув креп с зеркала, он не поверил своим глазам. Роза в петлице, тоскливые обезьяньи глаза Прокла, его тонкие губы, пальцы, изуродованные подагрой. Они ощупывали лицо…
Дверь приоткрылась и в комнату вошла дева из приюта. Минуту или две Савва наблюдал за ней, как она меняла цветы, потом рассматривал свои руки, они подрагивали. Он тронул грудь, живот, мягкий и податливый, как у покойника.
Неожиданно открылось окно. В комнату ворвался запах сырости и невнятный шум дождя. Савва повел плечами, пересиливая невольную дрожь. Сырость как будто проникла до самых костей.
«Странно, она совсем не обращает на меня внимания… я что, на самом деле умер?..» — подумал он, все еще пребывая в смятении, и пробормотал уже вслух:
— Скажи им, что они заблуждаются, я не Прокл, я Савва… они похоронили наваждение… — Последнюю фразу он почти прокричал не своим голосом.
— О чем это вы?.. — Дева из приюта обернулась. Она приходила по понедельникам и средам с цветами и новостями о Старике. Иногда он появлялся в коридорах Башни и сам. Это случалось в лунные ночи. Савва просыпался в страхе, обливаясь холодным потом, с жутким ощущением, что Старик разглядывал его во сне, хотя дверь была заперта на семь замков и семь задвижек. Бледный, изможденный и очень усталый, Старик был не совсем здоров, его мучила астма и подагра. Хромая на обе ноги, он бродил по коридорам Башни, неумолимо и монотонно бряцая колокольцами, пришитыми к полам персидского халата. Он выпускал птиц из клеток, рассыпал не успевшие завянуть за ночь цветы, задувал лампы, хлопал запертыми на замки и задвижки дверями, отнимая сон у спящих. Иногда он играл с двойниками Саввы в домино, поглядывая на дверь спальни, где когда-то он сам спал и плакал по ночам от страха, не стыдясь своих слез. Он был рад, как милостыни, если кто-нибудь из двойников Саввы наливал ему стакан вина…
Кто-то осторожно кашлянул за гардинами, прикрывающими дверь.
— Кто там еще?.. — Савва недовольно сдвинул брови.
— Это я… — Пилад вышел из тени. Савва близоруко сощурился. Он давно не видел Пилада и с трудом узнал его. Пилад изменился. Он высох, стал еще ниже ростом, лицо бледное с прозеленью, под глазами черные круги.
«Его точно сглазили… — подумал Савва и, скосив глаза, невольно глянул на портрет Старика. — Просто поразительное сходство, вылитый Старик, как две капли воды… правду говорят, что собаки и слуги похожи на своих хозяев… странно, мне холодно, а ему жарко… и зачем он напялил на себя эту форму… похоже, дурные новости… и день дурной… ну, конечно же, сегодня среда…» — Савва глянул в окно. Небо было темное и низкое. Накрапывал дождь.
— А где этот недотепа?..
— Я здесь… — Слуга вытянулся перед ним.
— Ну, и что ты стоишь, как истукан?.. зажги лампу, я ничего не вижу…
Слуга зажег лампу. Он не мог скрыть своего изумления и то и дело оглядывался на Пилада.
— Рассказывай, что тебя привело ко мне?.. только прошу тебя, говори без околичностей…
— Кто-то подбросил мне довольно странное письмо… в нем встречаются несуразности и лакуны, но достаточно и фактов… — Пилад протянул Савве письмо.
Бегло прочитав письмо, Савва бросил его на бюро.
— А я думал, все уже умерли, кроме нас с тобой… хм… ты иди… предоставь мне самому разобраться с этим… — Выпроводив Пилада, Савва зашагал по комнате шагом лунатика, во мраке сомнений и неуверенности, иногда он приостанавливался и заглядывал за гардины и в окно. Он был встревожен и содержанием письма, и необычным оживлением на лужайке у солнечных часов. В мороси над толпой летали птицы и ангелы. Неожиданно в толпе прояснилась фигура незнакомца с пятном на лбу, чем-то напоминающим карту мира. Савва отступил в глубь комнаты и, подойдя к бюро, еще раз перечитал то место в письме, где говорилось об Избавителе.
