— Как ты оказался здесь? — спросила Изабель.
К этому, по крайней мере, Неду следовало быть готовым. Но трудно было сформулировать разумный ответ. Заикаясь, он произнес:
— Ты… ты сказала тогда — «принесет в жертву». В Антремоне. Не просто убьет.
Она удивилась, насмешливо подняла брови. Она стояла босиком на холодных камнях. В длинной белой хлопчатобумажной юбке и голубой блузке навыпуск. Волосы струились по спине, обрамляли лицо.
— Сказала, — согласилась она, все еще пристально глядя на него. — Ты там был?
Он кивнул головой.
— Неразумно. Ты мог погибнуть, если бы они об этом узнали.
Он кивнул. Фелан знал об этом. Он этого ей не сказал.
— Есть много мест, где совершали жертвоприношения, — сказала она.
Они тоже сообразили. Он ответил:
— Моя мать поняла смысл твоих слов о жертвоприношении, когда мы ей рассказали. И… кабан дал мне подсказку.
Он не сказал о Мелани, о том, что она рассказала ему о битве внизу. О том, как здесь принесли в жертву вождей. Потом ему придется заговорить о Мелани, но он понятия не имел как.
Выражение ее лица изменилось.
— Это дала тебе твоя мать? — Она показала на браслет. Камень ярко сиял.
Нед покачал головой.
— Моя тетя. Ее сестра. — Он заколебался. Браслет не принадлежал ему, но…
— Хочешь?
Она улыбнулась, довольная, но отрицательно покачала головой, глядя на Неда.
Долгое мгновение неподвижности, тишина в пещере, ветер солнце садится. Мир живых так далеко от того места, где находятся они.
Потом Изабель снова улыбнулась, но уже по-другому.
— Теперь я понимаю, — сказала она, и ее тон тоже изменился, перемены в ее голосе и на лице были подобны ряби на воде. Нед не был уверен, — он ни в чем не был уверен, — но ему показалось, что он услышал печаль и, может быть, что-то еще.
— Что здесь понимать?
Она не ответила. Отвернулась — он ощутил это как нанесенную рану, — потом подняла руку, приказывая ему замереть.
Он тоже услышал и смотрел на тот вход, откуда пришел сам, когда Кадел спрыгнул вниз, в пещеру.
Он приземлился, заметил присутствие Неда. Потом повернулся к Изабель.
Он ничего не сказал, и женщина тоже, впитывая, принимая то, что было ясно написано на его лице. В нем не было ничего скрытого, ничего тайного. Наблюдая за этими двумя людьми, Нед чувствовал себя незваным гостем, и был им: его исключили как нечто неподходящее, мелкое. Если он прав, если он вообще что-то понимает, Кадел погиб больше двух тысяч лет назад в пропасти под этой пещерой.
— Ты ранен, — произнесла она, заговорив первой.
— Нож. Это несущественно.
— Действительно. А что было бы существенно?
Нед помнил этот тон с Белтейна, после огней и быка. Он почувствовал, что у него опять дрожат руки.
В низком голосе Кадела зазвучала нота, которую можно назвать только радостью.
— Прийти сюда и обнаружить, что римлянин пришел сюда первым. Это разбило бы мое сердце так же, как падение неба на землю в конце дней.
— А, — произнесла она, — поэт возвращается?
— Он никогда тебя не покидал. Ты это знаешь, любимая.
— Я знаю очень мало, — ответила она голосом, который сделал эти слова ложью.
— Ты знаешь, что я здесь, и раньше, чем закончились твои три ночи. Я помню это место.
— Конечно, помнишь, — произнес другой голос за спиной Неда и ниже.
Они все резко обернулись. Но еще во время этого движения Нед увидел лицо Изабель и понял, что она не удивлена.
Они смотрели, как Фелан подтянулся наверх и забрался в пещеру через отверстие с южной стороны.
Он стоял и не спеша отряхивал пыль с колен и с разорванной куртки, пользуясь только правой рукой. Потом, в свою очередь, посмотрел на женщину.
— Рана? — спросила Изабель.
— Несущественная. — Нед увидел лысую голову, шрам, серые, холодные глаза, а затем — с удивлением — улыбку.
— Ты это слышал? — Она тоже улыбалась.
— Это доказательство моего присутствия, любимая. Мне нужно было это услышать, иначе ты бы могла мне не поверить.
— Ты бы мне солгал?
Он покачал головой.
— Никогда, ни в одной жизни. Но ты и раньше мне не верила.
— Не без оснований?
Фелан посмотрел на нее. Потом снова покачал головой.
— Ты имела на это право, но не имела оснований.
Мимолетная улыбка исчезла. На его лице появилась жажда, страстное желание, такое сильное, что само почти стало светом.