Кобыла поскользнулась и едва не сбросила его. Нэйт осторожно натянул поводья.
— Спокойней, Мисси, спокойней. Просто постой минутку и отдышись. — Он нагнулся и погладил ее шею.
— Вот так, хорошо. Ничего не случилось, все обошлось. Я знаю, как ты испугалась. Но все уже прошло. Теперь уже нет причины так дрожать. Ну-ну, успокойся, Мисси, успокойся…
Не успел он проехать и трех миль, как начало смеркаться. Он заночевал на ферме одного знакомого, улегшись в хлеву, где его согревало тепло лошадей и коров. Вскоре после полуночи его разбудил голос, прошептавший: «Нэйт!» Он ублажил жену фермера с таким пылом, что, кончая, она завопила во все горло. Нэйт тоже громко вскрикнул, когда выпустил семя в ее теплое тело. Пусть муж услышит. Наплевать. От пули ему будет не так больно, как от воспоминаний о Лили.
* * *
Чесс распечатала свои письма только после отъезда Нэйтена. Ей не хотелось терять ни секунды из времени, проведенного рядом с ним, даже на вести из дома. Она улыбнулась, потом тихо рассмеялась. В письме Огастес Стэндиш выражался с тем же сдержанным юмором, что и в разговоре.
Сцилла, писал он, которая теперь заняла место постоянной кухарки, еще тверже вознамерилась отравить его, нежели в те две недели, когда она работала в Хэрфилдсе, заменяя заболевшую гриппом Чесс. Но теперь она стала много изощреннее, восхищенно повествовал Огастес Стэндиш. Она больше не добавляет во все подряд коричневый сахар, как она это делала раньше. Ошеломляющий эффект, который этот эксперимент имел в случае с репой, так врезался ему в память, что он абсолютно уверен, что не преминул упомянуть о нем, когда это произошло. Теперь же вся без исключения еда в доме приправляется медом. Причем не обычным клеверным медом, который сам по себе тоже выглядел бы весьма примечательно на таком прозаическом предмете, как говяжья грудинка. Нет, Сцилла сумела совершить эпохальное открытие в энтомологии — она открыла разновидность пчелы, которая собирает нектар с репейника! Эти чудо-пчелы настолько обогнали в развитии своих собратьев, что им удается вместе с медом вбирать в себя с репейника также и шипы, дабы затем перемещать их в горло тех, кто этот мед потребляет. Испытываемые при этом ощущения, увы, неподвластны перу человека с таким слабым воображением, как у него…
«Милый, старый обманщик», — подумала Чесс. Она знала, что Сцилла — великолепная повариха. Она сама брала у нее уроки в начале своей карьеры у кухонной плиты, но как она ни старалась, ей так и не удалось приготовить такой же вкусный мясной соус.
* * *
Второе послание было написано более прозаично. Единственным комментарием к восторженному описанию ее новой жизни, которому она посвятила свое первое письмо, было краткое «молодец!». Было непонятно, за что он хвалит ее: то ли за удачный выбор мужа, то ли за умение скрыть истинное положение вещей.
Она положила часто исписанные листки вместе с первым письмом, которое получила от него. Каким далеким казался ей теперь тот радостный день праздника урожая! А между тем с тех пор миновало немногим больше месяца.
Какая удивительная штука время. Иной раз ей казалось, что она прожила на этой ферме всю жизнь. А порою она чувствовала, что это всего лишь краткая остановка на пути к другому месту, которое ей пока еще неведомо.
«Я предпочитаю последнее, — решила Чесс. — Так оно и будет, правда, я еще точно не знаю — где. Это место находится неподалеку от Дерхэма — где бы он ни находился, — на берегу быстрого ручья, и скоро там встанет мукомольная мельница, а внутри нее будет установлена сигаретная машина».
Внезапно ее пронзила тоска по Нэйтену. Ей хотелось, чтобы он снова поднял ее и закружил. Как счастлива она была в те короткие минуты! Такие минуты у них еще будут, и их будет много, она в этом уверена. В последние два дня он был так замкнут и молчалив просто оттого, что совсем вымотался. «Господи, прошу тебя, пусть он больше не ездит по дорогам холодными ночами. Сделай так, чтобы он нашел ночлег где-нибудь, где тепло».
* * *
В течение ноября Нэйтен еще трижды возвращался на ферму. Для Чесс его приезд всегда был праздником: пасмурные небеса вмиг светлели, а тесный убогий дом превращался в уютное гнездышко, где она могла упиваться блаженством быть рядом с ним.
