Чесс почувствовала, как ее собственный смех подымается, переполняет ее и вырывается наружу. Это было так чудесно! Она смеялась впервые за много-много лет.
Именно в эти мгновения она полюбила Нэйта Ричардсона, своего мужа, и отдала ему свое нерастраченное, жаждущее любви сердце, отдала полностью, без оговорок и без остатка.
Люди глазели на них. Не только на Нэйта в его съеживающемся костюме, но и на Чесс тоже. Она об этом и не подозревала, но у нее был необыкновенный, совершенно особенный смех. Он сразу приковывал внимание. Он начинался у нее в груди, а потом, бурля и искрясь, выплескивался из горла подобно тому, как шампанское, откупоренное чересчур быстро, бьет безудержной струей, стремясь поскорее вырваться из плена бутылки. В ее смехе звучала чистая, ничем не замутненная радость и ликующая свобода. Мало того, в нем был еще один, добавочный звук, будто говорящий, что она счастлива еще и оттого, что смеется. Это был удивительный призвук, что-то вроде мягкого грудного мурлыканья, более низкого, чем основной звук ее смеха. Когда она смеялась, казалось, что в ней, переливаясь через край, кипит и пенится сама квинтэссенция восторга.
Нэйт был ошеломлен и этим смехом, и той внезапной переменой, которая вдруг произошла в ней. Она, как и раньше, была чересчур бледна и худа. Ее волосы по-прежнему казались безжизненными, бесцветными. Сшитое не по фигуре платье делало ее еще выше и худощавее, чем она была на самом деле.
Но широкая улыбка, сопровождавшая ее смех, открыла красивые, ровные зубы, а улыбающиеся серые глаза потемнели и засияли.
«Она словно ожила, — подумал Нэйт. — Сейчас она выглядит живой, а раньше казалось, что она мертвая, но продолжает ходить по земле с открытыми глазами».
Нэйт и не подозревал, насколько он прав. Чесс и правда чувствовала себя так, словно она неким странным и чудным образом ожила — впервые в жизни.
Так вот, что имели в виду поэты, когда описывали любовь… Почему же они не могли просто сказать, что, когда влюбляешься, все краски становятся ярче и резкие крики чаек звучат как музыка, что каждый булыжник на мостовой кажется тебе громадной, бесценной черной жемчужиной, что начинаешь ясно различать каждый листок на каждом дереве и видишь, как он прекрасен, что ноги так и просятся танцевать и что мир полон безграничных возможностей для счастья, ибо в нем живет Натэниэл Ричардсон и находит его смешным и добрым.
Теперь Чесс могла заговорить с Нэйтом, чувствуя себя намного уверенней. От захватившего ее чувства у нее кружилась голова, но она не догадывалась, насколько это заметно со стороны, и потому не смущалась. К тому же она могла ему помочь, могла что-то для него сделать.
— Тебе надо снять эту одежду, пока она тебя еще не задушила, — спокойно сказала она. — Пойдем со мной. У одного из друзей моего отца есть контора вот в этом здании. Там ты сможешь обсохнуть. А что до багажа, то я попрошу кого-нибудь из служащих, чтобы его поместили в надежное место.
Нэйт поднял с земли ящик с моделью.
— Это я лучше оставлю у себя. Пошли.
На стене здания огромными буквами была выведена надпись: «Аллен и Джинтер». У Нэйта загорелись глаза. Он знал, что это самая большая сигаретная компания на Юге. Ему уже давно хотелось побывать в этом здании, на их фабрике. Вслед за Чесс он вошел внутрь.
Встретивший их человек в строгом сером костюме воззрился на Нэйта с ужасом, а на Чесс — с растерянностью.
— Мисс Стэндиш, вы?
— Доброе утро, мистер Гроган. Мы идем к майору Джинтеру.
Нэйт посмотрел на свою жену со вновь проснувшимся интересом. Она, и бровью не поведя, одним только невозмутимым взглядом смогла сбить спесь с человека, который явно мнил себя очень важной персоной. И спокойно объявила, что собирается зайти к одному из самых крупных табачных воротил.
— Его здесь нет, мисс Стэндиш. Он повез семью в Саратогу.
— Вот досада! А я и забыла про скачки. Ну что ж, мистер Гроган, тогда просто откройте нам его кабинет и, пожалуйста, принесите горячего кофе.
Нэйт был потрясен. Гроган все исполнил в точности, а Чесс все продолжала отдавать приказы. Через час Нэйт был сух, напоен горячим кофе и одет в самое лучшее готовое платье, какое только можно было купить в Ричмонде. Более того он проник во владения компании «Аллен и Джинтер».
