И вот теперь она на него зла, и вокруг, кроме нее, ни души, а ему позарез надо получить ответы на кое-какие вопросы. Что ж, придется ему попытаться задобрить ее, чтобы расхлебать всю эту кашу.
— Здорово же я сел в лужу, — сказал он. — Угораздило-таки найти одну, хотя здесь, по всему видать, давно уже не было дождя. — И он улыбнулся, надеясь, что она рассмеется.
Но Чесс давно уже отвыкла смеяться.
— До дома еще три мили, — сказала она, — и вы все равно уже едете в моей повозке.
Она щелкнула языком, поторапливая мула, и ударила его вожжами. Нэйт перестал улыбаться. Она сидела не сгибаясь, будто кол проглотила, и смотрела прямо перед собой. Он поглядел по сторонам, думая, что бы еще сказать. Земля здесь была хорошо ухожена, это ясно, но ей наверняка скоро понадобится дождь. Там и сям поодаль от дороги стояли давно не крашенные лачуги. В некоторых дворах играли ребятишки, в одном женщина снимала с бельевой веревки просохшую одежду. Должно быть, тут живут арендаторы. Но куда подевались все мужчины?
Он задал этот вопрос вслух.
— Все они расчищали русло ручья, — ответила Чесс. — Теперь воды хватит, чтобы спасти урожай кукурузы, даже если не будет дождя.
Нэйт бросил взгляд на ее покрытые засохшей грязью сапоги. Вот оно что — теперь ему многое стало понятно. Ей приходится делать мужскую работу, потому что у нее нет мужа. Как видно, и брата у нее тоже нет, ведь в Виргинии столько мужчин полегло на войне с янки, что женщины должны все делать сами. Бедняжка. Неудивительно, что она такая угрюмая.
Он сел поудобнее и вытянул вперед ноги. Хорошо, что можно дать им отдых, и хорошо, что он уже так близко от цели. Совсем близко. Он невольно подался вперед, сгорая от нетерпения.
Нэйт не осознавал, какое впечатление он производит на свою спутницу. Он не то чтобы потеснил ее — он не был очень уж крупным. Но на нее как-то слишком ощутительно напирала его жизненная сила. От него исходила энергия… как жар от печки. Ее то и дело обдавало смешанным запахом пота, пыли и камфоры, который распространялся в воздухе при каждом его движении, а двигался он все время, словно желая тем самым ускорить движение повозки. Его голос казался ей громче обычных мужских голосов, улыбка — шире, голубые глаза — больше и ярче. Он выводил ее из равновесия.
Мир, в котором жила Чесс, вовсе не был одряхлевшим, как она думала. Но живущие в нем люди и сама земля устали. Это была самая старинная, прибрежная часть Виргинии — красивый, благодатный равнинный край, расположенный на берегах широкой реки Джеймс. Край больших плантаций. Край изобилия, непомерного богатства и безмерной красоты; край, славившийся своим широким гостеприимством, своими празднествами, охотой, балами и дуэлями; край, где множество услужливых черных рабов исполняли любое твое желание.
Так было, пока война не положила всему этому внезапный, кровавый конец. После того, как она закончилась, миновало уже пятнадцать лет, но раны, нанесенные ею, все еще не затянулись. Старый образ жизни, блестящий и утонченный, который все еще так хорошо помнили, был мертв, а новый так и не родился. Печаль тяготела над этой землей, а ее уцелевших жителей давило ощущение безысходности. Они жили в мире, где царила неопределенность, в мире воспоминаний о том, что было, где главным было прошедшее, а не настоящее.
А этот босоногий доктор явно был человеком, пришедшим из настоящего. Он был не из плантаторов — это было видно и по его дешевому, дурно сшитому костюму, и по его нахальным манерам, и по тому, что на него нисколько не действовали ее сухие и короткие ответы на его вопросы и ее нарочитое молчание. Ей никогда не приходилось сталкиваться с кем-либо, похожим на него. Он был вульгарен, он происходил из низшего класса, но это ничуть его не смущало. Он был вполне доволен собой. Он был сама жизнь, сама жизненная сила посреди той сухой отавы, которую оставила после себя коса смерти. В этом было нечто пугающее. И в душе Чесс вдруг что-то шевельнулось, что-то давно подавленное, но желающее снова начать жить.
— Да, мэм, — говорил он, — чтобы человек почувствовал, как хороша жизнь, нет ничего лучше доброго дождя, полившего как раз в ту пору, когда он особенно нужен. В прошлом месяце мы все в графстве Элэманс уже почти совсем было отчаялись. А потом наконец пошли дожди, и все вокруг враз переменилось.
