Трудно изобразить величественную картину, которую представляло 600000-е войско, расположившееся у подошвы холма, на котором Наполеон приказал разбить свои палатки. С этой возвышенности он обозревал всю армию, Неман и мосты, приготовленные для нашей переправы.[4] Мне удалось случайно полюбоваться этим зрелищем. Дивизия Фриана, которая должна была находиться в авангарде, сбилась с пути и достигла возвышенности в то время, когда вся армия была уже в сборе. Император, увидав, что мы наконец появились, подозвал Фриана и стал давать ему приказания. В это время дивизия остановилась в ожидании своего начальника перед императорской палаткой; я подошел к группе генералов, составлявших свиту Наполеона. Среди них царствовало зловещее молчание, чуть не уныние. Когда я позволил себе пошутить, генерал Огюст де-Коленкур, с которым я был в дружественных отношениях, сделал мне знак и сказал тихонько: «здесь не смеются; это великий день». Он указал при этом на противоположный берег реки, как будто хотел присовокупить: «вот наша могила».
Когда император прекратил разговор с генералом Фрианом, дивизия прошла мимо всех армейских корпусов, направляясь к мостам; вскоре она очутилась на противоположном берегу. Тогда солдаты испустили громкие крики радости, которые привели меня в ужас; они как будто хотели сказать: «Теперь мы на неприятельской земле! наши офицеры не будут более наказывать нас, когда мы будем кормиться за счет жителей!» До тех пор, согласно строгому предписанию императора, начальству удалось поддержать строгую дисциплину. Прокламации напоминали войску, что, проходя по владениям короля прусского, мы находились на территории союзника и что к нему следовало относиться так, как будто мы находились на французской земле. Мы видели, к сожалению, что это приказание нередко было забыто или пренебрежено; но по крайней мере войско поступало в таких случаях вопреки приказанию начальства, которое удерживало солдат, говоря: «когда мы будем на русской земле, вы будете брать все, что захотите». Таким образом министры и генералы Наполеона следовали тому же принципу, коим руководствовались, как повествует нам Тацит, в своих действиях римские сенаторы и первые императоры: «Римляне, говорит он, не относились к тем нациям, с которыми они воевали, как к неприятелю, защищающему свое отечество, но как к рабам, которые осмелились возмутиться».
Авангард обошел лес, росший у берега, но мы нашли в нем только кое-где следы людей; мы были уже в стране пустынной. Император, принц Невшательский, король Неаполитанский и принц Экмюльский прокатились по сосновому бору и были удивлены или быть может испуганы тем, что они не видели нигде ни жителей, ни русских солдат. Поляки, посланные на высокие, поросшие лесом холмы, чтобы обозреть местность, донесли, что издали виден ариергард неприятеля, двигавшийся по направлению к Вильно.
В два часа мы вошли в Ковно. Кавалерия, под командою генерала Пайоля, вступила туда еще по утру, и при приближении ее неприятельская кавалерия выступила из города. Как известно, русские, сделав вид, будто они намерены защищать переправу через Неман, отступили поспешно за Двину, где генерал Пфуль устроил Дрисский укрепленный лагерь. Уже в Ковно армейские полки убедились в том, что им придется все уступать гвардии, чем они были весьма недовольны. Мы нашли в городе много всяких съестных припасов, но вскоре было получено приказание поставить у городских ворот караул и не впускать ни солдат, ни офицеров, ни даже генералов, т. к. все должно быть предоставлено в распоряжение императорской гвардии, которая одна вступит в город; остальные корпуса, не исключая авангарда, должны были стать по другую сторону города. Таким образом мы стали бивуаком по дороге в Вильно в двух верстах от города в сосновом лесу, на берегу Вилии, между тем как император остановился в Ковно, а гвардия грабила магазины и частные дома. Жители разбежались и разнесли ужас и уныние по окрестности. Этот пример конечно не мог побудить население прочих городов встречать нас с удовольствием и доставлять нам все необходимое. Однако энтузиазм поляков и их желание вернуть самостоятельность были столь велики, что многие из них все же встречали нас как желанных гостей.
