Ночью, после отбоя, все в кроватях, свет погашен, начинают засыпать, вдруг слышны стоны Хазуки: "Мама! Где моя Мама!"
— Ребёнок скучает, ребёнок страдает, — сказал старый Розенцвейг, тот, что задушил свою жену пять лет назад.
— Что ты ноешь! Йа Арс, Муарс![15] — заорал на него Йаков Джимуси, который тянет большой шестерик за попытку убийства, угон и подделку чеков, выдавание себя за другую личность, нанесение побоев полицейскому и запугивание свидетелей, — чего ты плачешь, йа — ахуль-ал-балаат[16], ты разве не катишься отсюда через пару недель?
Но Хазука ничего не слышит под одеялом, ребёнок хочет маму и все тут, ничего не попишешь.
Но как сказал Великий Салмон, маленький трояк — это комариный писк. Подошёл к концу весьма скоро. Папа и мама приехали с утра пораньше забрать ребёнка домой.
Как-только Хазука закончил свои дела в канцелярии и спустился вниз, сразу услышал её голос:
— Вот он, мой мальчик!
Повернулся и завопил: "И-м-а-л-е!" И ринулся как сумасшедший в её объятия! Залипли на пять минут, как старая формаика к штукатурке.
— Слава Богу, слава Богу, как ребёнок полюбил свою новую маму, — подумал отец.
Вертухаи на вышках все взмокли под фуражками, наблюдая родительскую сцену. Подъехало такси, и счастливое семейство направилось в Яффо.
Ночью, только старик заснул, мама встала проверить не сбилось ли одеяло, боже упаси, у мальчика, который только сегодня вышел из тюрьмы, и его наверно мучают кошмары.
Все стало просто чудесно. Папа был счастлив, что у него такая семья, мама была в восторге от своего ребёнка. Каждую ночь приходила проверить, всё ли в порядке. Что делать — мать, это мать. Сын был доволен своей мамой, которая о нём так заботится.
Такое не каждый день случается, и многие по ночам мечтают о такой маме. И как говорил Давид Румын, — мне бы судьба подбросила такую маму.
Но попробуй понадейся на судьбу. В одно прекрасное утро бомба разорвалась в Яффо: взяли маму Хазуки на грабеже заправки на шоссе Квиш Ха Хоф[17].
Сначала все сомневались, да ну, глупости какие, но мало-помалу, её имя стало появляться в прессе. И также написали, что у мадам был сообщник в деле, и ему удалось скрыться с места преступления, и что она держит рот на замке надежнее, чем кружка для пожертвований чудотворца Меира.
Полиция может и не знала, кто сообщник, но в Яффо догадались сразу.
Как только судья произнёс: «Приговариваю подсудимую к 6 годам тюремного заключения, из них к 2 годам условно», завздыхал г-н Хазука: «Что у меня за судьба, опять не сомкну глаз. Нужно найти замену на 4 года, а это непросто».
Яков Хазука на суде отсутствовал, набрал дистанцию за кордон. Чем дальше, тем надёжнее. Но как только суд закончился, вернулся домой без особого шума.
А мама отправилась в тюрьму для женщин, отбывать 4 брутто, что составляет 3 минус 4 месяца нетто.
Через несколько месяцев получила право на свидание.
Перед свиданием, подруги советуют:
— Йалла, причешись, и положи тени, чтобы твой мальчик видел, что его мама держит фасон.
Привела себя в порядок (жаль, что в тюрьме не дают носить джинсы на "зипере" и маечку на два размера меньше).
Только открылись двери, слышат: "Имале!" — и видят, как Хазука несется к своей маме впереди отца.
— Валла, — говорит пожилой Хазука своему сыну, — неужели ты забыл все манеры, поцелуй же скорее свою маму!
Склонились к решётке и мама подарила сыну французский поцелуй на две минуты минимум, так что конвоиры вспотели под формой.
И что странно, жарко не было, еще носили зимнюю форму одежды.
После посещения г-жа Хазука упала на койку и зарыдала.
Подруги собрались вокруг, пытались утешить, успокоить: — Получила всего шестерик, из него отсидишь меньше трояка и отправишься к своей семье.
— Да мне не себя жалко, — отвечает подругам, — я плачу по своему мальчику, опять останется сиротой на четыре года.
