— Обед будет готов через две минуты, — объявил он.
Он сел и стал ждать, как развернутся события.
— О нет, вы счастливый человек! — не унималась Анна Карла. — В вашем мире белое не называют черным, а ложь — истиной.
— Ну, не всегда, — попытался сдержать ее порыв Сантамария.
— Не спорьте. У вас все определенно и четко: либо этот человек ограбил владельца бензоколонки, либо не ограбил. Вы живете в реальном мире, в мире фактов.
Да, Сантамария ей нравится, и даже очень. Солидный, положительный человек, который верит только фактам и слыхом не слыхивал ни о Де Кинси, ни о прочей ерунде. Настоящий мужчина, к тому же хорошо воспитанный. Ведь он сегодня предусмотрительно оставил дома и кольт, и сверкающую звездочку шерифа. На миг наивность и доверчивость Анны Карлы растрогали Массимо. Но он подумал о том, к каким неприятным последствиям может привести это новое увлечение его ветреной приятельницы, и решил прервать вестерн.
— Кстати, о правде, — сказал он тоном преподавателя средней школы. — Я вспомнил изящный парадокс Оскара Уайльда.
При одном упоминании об этом писателе-декаденте, вышедшем из моды, Анна Карла стремительно повернулась к нему, словно увидела в зарослях кактусов гремучую змею.
— «Если человек упорно говорит правду, его рано или поздно разоблачат», — процитировал Массимо.
Сантамария весело рассмеялся. Анна Карла, снова очутившись перед несокрушимым сообществом мужчин, поглядела на них с ненавистью.
— Но ты-то, Массимо, сказал правду? — прошипела она.
— О чем?
— О твоем алиби.
Опять она с этим алиби, возмутился про себя Массимо.
— Нечего сказать, хороший же ты друг, Анна Карла. Допустим, я действительно тот самый…
— Но у синьора Кампи есть алиби, — прервал его Сантамария. — Он упомянул об этом во время нашего первого разговора.
Массимо удивленно посмотрел на него.
— Разве?
— Да. Вчера вы мне сказали, что провели вечер на вилле у своих родных.
— Теперь понимаешь, как нам, людям ни в чем не повинным, легко себя скомпрометировать? Я говорил об этом без всякой задней мысли. Уж во всяком случае, не для того, чтобы доказать свое алиби.
— Разумеется. Но, увы, в силу профессиональной привычки мы каждому слову придаем свое значение, — как бы извиняясь, признал Сантамария.
Еще притворяется, будто сожалеет об этом, неприязненно подумал Массимо.
— Вот именно, с вами нужно всегда быть начеку, — сказал он вслух. — Вы, очевидно, отправитесь к моим, если уже не были там, и со всеми необходимыми предосторожностями расспросите прислугу. И в конце концов узнаете, что я в тот вечер и вправду ужинал на вилле, но уехал, когда еще десяти не было. Таким образом, мои слова обернутся против меня, и ваши подозрения лишь возрастут.
— Настоящий полицейский возразил бы — если только у вас нет еще одного алиби вплоть до полуночи. Но я этого делать не стану. И признаюсь откровенно — из расчета. — Сантамария допил свой «кампари», который стал отвратительно теплым, и с подкупающей искренностью добавил: — Я тоже хочу сказать вам правду, синьор Кампи. Для меня вовсе не главное получить от вас алиби, поскольку это приведет к утрате взаимного доверия и сердечности, которые для расследования совершенно необходимы. Такая цена за алиби слишком высока, и сделка будет невыгодной, не так ли?
Он готов даже приложить руку к сердцу, этот комедиант. А она не сводит глаз со своего сурового и честного героя и упивается каждым его словом, со злобой подумал Массимо.
— Я вас прекрасно понимаю, дорогой комиссар. Но поверьте, для меня не составит труда…
— Нет-нет, я не хочу больше и слышать об алиби и вообще о том вечере. И о вашем алиби, синьора, тоже. Право, оставим эту тему.
Анна Карла засмеялась серебристым смехом.
— Признаюсь, у меня нет алиби, господин комиссар. Впрочем, вам наверняка все сообщили мои мстительные слуги, которых я уволила. Мой муж ужинал в ресторане со шведами, а я после небольшой драматической сцены увольнения — это было часов в девять — отправилась перекусить в «Мулассано», а затем — в кино. Одна. Я никого не встретила, и никто меня не видел. Так что я перед вами, если можно так выразиться, совсем раздетая.
