— Нам пришлось-таки повоевать с трамвайным управлением, прежде чем оно согласилось проверить все старые серии субботних билетов. Зато теперь мы знаем, что билет был взят в трамвае двенадцатой линии.
— Куда ведет двенадцатая трамвайная линия?
— Ровным счетом никуда, ее закрыли. Но прежде она вела на кладбище. Билет был выпущен в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, — ответил Де Пальма.
6
Билет вполне мог выпасть из старой книги, мелькнуло у Сантамарии, к примеру из «Практического руководства» (издание тысяча девятьсот тридцать пятого года), которое Анна Карла как раз листала, дожидаясь его возвращения, а сейчас засовывала в сумочку. Может, она и купила-то это руководство, чтобы он растрогался? Тонкий ход!
Не произнеся ни слова, Скалья вышел. Он всегда плохо играл роль «случайно сюда попавшего». Как, впрочем, и все остальные роли.
— Хотите предупредить мужа? — предложил Сантамария Анне Карле.
— Сама не знаю. Я предпочла бы зря его не волновать. А что вы посоветуете?
— Давайте подождем немного, ситуация может проясниться уже к вечеру.
— Собственно, я даже не знаю, где его искать. У него было назначено на сегодня деловое свидание.
Последние слова она произнесла, выдержав долгую паузу.
Не хотела ли она таким, прямо скажем, подлым образом напомнить ему о несостоявшемся свидании на проспекте Бельджо? Сантамария стиснул челюсти.
— Вы рассказали мужу историю с письмом, с ритуальным убийством, с фаллосом?
— О да! Все рассказала. Его это позабавило. — Она помолчала и добавила: — Но боюсь, что мы все слишком далеко зашли в своих забавах.
Сантамария подумал, что тут она явно права.
— И еще знаете, что мне пришло в голову? — продолжала она. — Ведь преступник, кем бы он ни был, решившись на убийство в столь людном месте, сильно рисковал. Неужели он не мог выбрать места попустыннее, чем «Балун»?!
— А зачем? Ведь там, где полно людей, никто ничего не видит. Лучшего места, чтобы остаться незамеченным, не придумаешь. Вот он и остался незамеченным. Из пяти-шести человек, которые там были, никто ничего не видел и не слышал.
— Значит, вы считаете, если убийца — Массимо, то он преднамеренно привел Ривьеру в «Балун»?
— Вполне может быть.
— Но допустим, убийца — я! Как я могла заранее знать, что встречу Ривьеру в «Балуне»?
Сантамария покачал головой. Ему не хотелось ни в чем разуверять Анну Карлу, и его покоробило, что вопросы задает она, а не он.
— Вы могли узнать это от синьора Кампи, от самого Ривьеры или от другого, неизвестного мне человека.
— Да, но я вчера вечером не говорила с… — Она помедлила и с улыбкой заключила: — Очевидно, вам моих заверений недостаточно.
— Вы правы.
— Так вы мне не верите?
— А как вы считаете, должен я вам верить на слово?
— Простите, но мне трудно в подобном положении смотреть на все как бы со стороны, — подавленно ответила она.
В каком положении? Человека, причастного к убийству? Или же в том сложном положении, в котором очутились они оба? Сантамарии теперь повсюду мерещились подвохи, а он знал, что подозрительный полицейский — плохой полицейский.
— Это, собственно, не имеет особого значения, — примирительно сказал он. — Любой мог узнать, что утром Ривьера отправился в «Балун».
— Каким образом?
— Выходя из дома, он оставил записку синьору Кампи, в которой уточнял, в каком именно месте и в какое время он должны встретиться. Эту записку мы нашли засунутой в дверную щель, когда приехали к Ривьере домой.
— Но тогда!… — воскликнула Анна Карла. Она выпрямилась, щеки у нее порозовели, в глазах вновь появился радостный блеск. — Тогда все меняется, возникает тьма гипотез.
— Например?
— Сама не знаю, но выходит, что преступление мог совершить любой человек и по любой причине. Мотив убийства из-за ревности Массимо… или моей становится лишь одним из многих.
Сверкающие, красивые глаза подсказывали ему, что начинать надо именно «с другого мотива» — порыться в бумагах убитого, поискать письмо влюбленного официанта, просроченный вексель, фотографию, присланную с целью шантажа. Это позволило бы понять, какая пропасть разделяла жалкого служащего-гомосексуалиста и «людей из высшего света».
