— Что ты делаешь, Лелло?
— Веди машину сам, раз ты такой умный. — И он вылез из «фиата», хлопнув дверью.
Идиллия кончилась. Массимо неподвижно сидел в машине, подыскивая всевозможные оправдания горячности Лелло: он молод, недавно купил свой «фиат», из-за тяжелой работы в муниципалитете и одуряющей жары разнервничался… Все это так, но трогательное ощущение, что перед тобой униженный Монсу Траве, исчезло. Сам виноват, зачем я посмотрел на него с откровенным вожделением, упрекнул себя Массимо. К тому же, чтобы окончательно не погубить вечер, ему придется успокаивать этого маленького наглого невежду. Он тоже вылез из машины.
— Зачем ты мне звонил, если я тебя раздражаю? — накинулся на него Лелло, который явно искал ссоры. — Не лучше ли нам вообще расстаться?
При этих ссорах больше всего каждого из них бесило молчание другого или, что еще хуже, дружеская попытка изменить тему разговора.
В таких случаях лучшей защитой было нападение.
— Я искал тебя, потому что собираюсь завтра съездить в Монферрато насчет дома, и хотел с тобой посоветоваться. Не знаю, понравится ли тебе твоя комната, — грустно сказал Массимо.
— Моя комната?…
Массимо готов был проглотить язык. Как же он не понял, что в подобной ситуации любое слово — ошибка! Но было уже поздно. Теперь надо продолжать игру.
— Ее окна выходят на долину. И неподалеку растет ливанский кедр… Кровать с балдахином…
— Конечно, односпальная, — прошипел Лелло.
— Кажется, да, хотя точно не помню.
— Еще бы, о настоящей, супружеской постели мне и мечтать не приходится. У каждого своя комната, не так ли, да еще на разных этажах.
— Моя в том же коридоре, напротив, — робко возразил Массимо.
Лелло склонился в низком поклоне.
— Благодарю вас, мой господин! Но я предпочел бы спать на чердаке. А еще лучше — в подвале, как и подобает служащему моего ранга.
— Перестань, Лелло…
— Конечно! Личная свобода прежде всего. Смею ли я вторгаться в личную жизнь синьора Массимо. Ну хорошо, я пущу тебя в замок, Золушка, но запомни — едва наступит полночь, ты снова превратишься в жалкого сына служанки! Так вот, дорогой мой Массимо, сын служанки хотел бы тебе сообщить…
А что, собственно, мешает мне спокойно, с хладнокровием генерала Клаузевица послать его к чертовой матери? Ответ прост — страх перед последующей, еще более постыдной сценой примирения.
И все-таки Массимо не выдержал. Махнул рукой и мрачно сказал:
— Ладно, с меня хватит! — И широким шагом пошел прочь через площадь.
Он дорого заплатил за отсутствие выдержки.
Лелло догнал его, со всхлипом схватил за полу пиджака и в конце концов заставил довольно громко сказать: «Я тебя прощаю, Лелло». А затем уговорил отпраздновать примирение в открытом кафе. Там они просидели до восьми вечера, попивая холодное «поммери» и мирно беседуя о том, что еще надо подремонтировать на «их маленькой вилле».
Щемящая жалость к Лелло заставила Массимо согласиться провести субботнее утро в «Балуне» в поисках оригинальной деревенской утвари. Не смог он отказать Лелло и в другой просьбе — поужинать этим вечером в ресторане на холме, куда они отправятся на «фиате-500» с открытым верхом. Они промчатся мимо чудных полей и лугов, и лица их будет обвевать свежий ветер.
Улицы были буквально запружены машинами. Небо еще оставалось на редкость светлым, но воды реки По уже потемнели, а зеленые холмы вдали постепенно исчезали в туманной вечерней дымке. Теплый ветер трепал волосы Лелло, который у каждого светофора оборачивался, нежно ему улыбался и робко дотрагивался до колена. Массимо ответил ему вымученной улыбкой, а сам подумал, что другой военный гений — Веллингтон — однажды сказал: «Кроме битвы проигранной, нет ничего более грустного, чем битва выигранная». Вот только пойди разберись, кто из них двоих сегодня вечером выиграл, а кто проиграл.
«Фиат-500» с открытым верхом гудел и содрогался так, словно они ехали не на автомобиле, а на швейной машине.
9
— «Туристы, прибывшие в Рим из княжеств Персидского залива, подтверждают, что после беспорядков на прошлой неделе имеются многочисленные жертвы. Официальное коммюнике, переданное местным радио, утверждает, что положение нормализовалось, и опровергает слухи о том, что шах покинул страну… Сын шаха дал в Оксфорде интервью, в котором утверждает, что никогда не просил защиты у британской полиции и неизменно останется верен…»
