Чтобы как-то успокоиться и не вызывать у синьоры Рипамонти подозрений, он дрожащими руками принялся снова перебирать папки: Паракки… Пиоди… Прателлини… Убальди… Унгаро… Маккья… Мартелли… Луккези… Ландра… Гарроне… Ганча… Галимберти…
Желая оттянуть время, он открыл папку Гарроне. В ней лежало с полдюжины пожелтевших проектов: куб с венчающей его пирамидой, склеп, некое подобие пагоды… Слева, в верхнем углу листа, тушью было выведено: «Автор проекта архитектор Ламберто Гарроне», а на листе с проектом пагоды стояла также лиловая печать: «Братья Дзаваттаро. Мраморные памятники, плиты и надгробья. Гранильные работы и резьба по камню. Проспект Реджо Парко, 225».
— Простите, что означает печать мастерской, которая делает памятники?
— Только одно: что автор проекта договорился с владельцем такой мастерской и с могильщиком, — ответила синьора Рипамонти, повернувшись к нему. — Да и то не всегда. Порой архитекторы прибегают к двойной игре: владельцу мастерской говорят, что уже имеют клиента, ну а клиенту показывают печать владельца мастерской и говорят, что могут добиться скидки и всяких других преимуществ.
Мелкими шажками, почти на цыпочках Лелло подошел к ней. Быть может, судьба не так уж жестока к нему? Черное облако неудачи, кажется, начинает рассеиваться. Существование мастерской братьев Дзаваттаро вновь придало ему силы, вселило надежду на успех.
— У них тоже существует сильная конкуренция? — дрожащим голосом спросил он.
— Не знаю, но скорее всего — да. Могильщики и владельцы мастерских по сооружению памятников и надгробий сюда заглядывают редко. Им обычно не нужно искать работу, клиенты приходят к ним сами. Но и там, вероятно, идет борьба за заказы.
— Словом, все дерутся между собой! — радостно воскликнул Лелло. Он буквально пожирал глазами синьору Рипамонти, этот кладезь информации.
Синьора Рипамонти улыбнулась еще горестнее.
— Мы живем в скверном мире, — сказала она. — А у меня еще и скверная работа, этот запах увядших цветов, все эти могильные камни, вазы…
Она неверно истолковала исполненный признательности взгляд Лелло и торопливо прикрыла рукой вырез на груди. Но Лелло все-таки успел увидеть у самой ложбинки маленький четырехлистник, висевший на золотой цепочке.
По коридору он чуть ли не бежал, ему казалось, что он босыми ногами ступает по душистой луговой траве. Сейчас Лелло любил всех людей. Он взглянул на часы. Нет, пора уже возвращаться на службу, в мастерскую братьев Дзаваттаро он съездит завтра. Он отбросил ногой воображаемый камешек с милой тропки, перескочил через сказочный пенек. Жизнь прекрасна и полна чудесных неожиданностей! Массимо, его дорогой Массимо, который недавно звонил и говорил очень ласково, заедет за ним после работы. И они вместе поужинают в каком-нибудь загородном ресторанчике.
Лелло перескочил через три каменные ступеньки, с грохотом отворил стеклянную дверь и обомлел: старик на скамье сидел в прежней позе и все еще сосал зеленую карамельку. На секунду Лелло показалось, что ничего не изменилось и все придется начинать сызнова. Он похолодел от ужаса. Но тут же опомнился. Проходя мимо старика, он небрежно кивнул ему. Потом повернулся и шутливо спросил:
— Ваша фамилия случайно не Баукьеро?
Старик в ответ лишь молча взглянул на него своими водянистыми глазами. Напевая вполголоса веселый мотивчик, Лелло покинул здание-ловушку.
7
О нет, ни от чего его не оторвали! Собственно, у него не было в городе никаких дел, просто он хотел подышать свежим воздухом. Он даже извинился, что явился в полицию, не переодевшись, без пиджака, да еще с собакой.
На Баукьеро была короткая рубашка в темно-зеленую и коричневую клетку, и, видимо, до того как манжеты пообтерлись, она была с длинными рукавами. Собака, вытянув лапы, смирно лежала на боку возле двери, стараясь вдохнуть побольше свежести от керамических плиток пола.
Сантамария смотрел на собаку и ее хозяина с той нежностью, с какой археолог смотрит на древние фрески. Вот он каков, этот «мирный горожанин», скромный, честный, незаметный труженик, защищать которого и призвана полиция! Прежде Сантамария думал, что этот скромный «никто» давно уже исчез после бесконечных социальных бурь и катаклизмов. Большой кадык, белые острые локти, которые торчат из-под слишком коротких рукавов, потерявшие форму полотняные брюки, полосатые носки и черные в дырочках старые башмаки. И наконец, совершенно невыразительное лицо. Точь-в-точь такие же, как этот Баукьеро, люди линчуют безобидных карманных воришек, насилуют матерей семейств, заманивают в погреб шестилетних детей, убивают соседей из-за вазы с геранью, невольно подумалось Сантамарии.
