По слухам, сахалинцы живут на материке хорошо. Письма их я читал, но видеть, как они живут на новых местах, мне не приходилось. Впрочем, я видел одного, но не в деревне, а в городе. Как-то во Владивостоке я и иеромонах Ираклий, сахалинский миссионер и священник, выходили вместе из магазина, и какой-то человек в белом фартуке и высоких блестящих сапогах, должно быть дворник или артельщик, увидев о. Ираклия, очень обрадовался и подошел под благословение; оказалось, что это духовное чадо о. Ираклия, крестьянин из ссыльных. О. Ираклий узнал его, вспомнил имя его и фамилию. «Ну, как живешь тут?» - спросил он. «Слава богу, хорошо!» - ответил тот с оживлением.
Крестьяне, пока еще не отбыли на материк, живут в постах или селениях и ведут хозяйства при тех же неблагоприятных условиях, как поселенцы и каторжные. Они всё еще продолжают зависеть от тюремного начальства и снимать шапки за 50 шагов, если живут на юге; с ними обходятся лучше и не секут их, но всё же это не крестьяне в настоящем смысле, а арестанты. Они живут возле тюрьмы и видят ее каждый день, а ссыльнокаторжная тюрьма и мирное земледельческое существование немыслимы рядом. Некоторые авторы видели в Рыковском хороводы и слышали здесь гармонику и разудалые песни; я же ничего подобного не видел и не слышал и не могу себе представить девушек, ведущих хороводы около тюрьмы. Даже если бы мне случилось услышать, кроме звона цепей и крика надзирателей, еще разудалую песню, то я почел бы это за дурной знак, так как добрый и милосердный человек около тюрьмы не запоет. Крестьян и поселенцев и их свободных жен и детей гнетет тюремный режим; тюремное положение, подобно военному, с его исключительными строгостями и неизбежною начальственною опекой, держит их в постоянном напряжении и страхе; тюремная администрация отбирает у них для тюрьмы луга, лучшие места для рыбных ловель, лучший лес; беглые, тюремные ростовщики и воры обижают их; тюремный палач, гуляющий по улице, пугает их; надзиратели развращают их жен и дочерей, а главное, тюрьма каждую минуту напоминает им об их прошлом и о том, кто они и где они.
Здешние сельские жители еще не составляют обществ. Взрослых уроженцев Сахалина, для которых остров был бы родиной, еще нет, старожилов очень мало, большинство составляют новички; население меняется каждый год; одни прибывают, другие выбывают; и во многих селениях, как я говорил уже, жители производят впечатление не сельского общества, а случайного сброда. Они называют себя братьями, потому что страдали вместе, но общего у них все-таки мало и они чужды друг другу. Они веруют не одинаково и говорят на разных языках. Старики презирают эту пестроту и со смехом говорят, что какое может быть общество, если в одном и том же селении живут русские, хохлы, татары, поляки, евреи, чухонцы, киргизы, грузины, цыгане?.. О том, как неравномерно распределен по селениям нерусский элемент, мне уже приходилось упоминать*.
____________________
* На вопрос: «Какой губернии?» - мне ответили 5791 человек: Тамбовская дала - 260, Самарская - 230, Черниговская - 201, Киевская - 201, Полтавская - 199, Воронежская - 198, Донская область - 168, Саратовская - 153, Курская - 151, Пермская - 148, Нижегородская - 146, Пензенская - 142, Московская - 133, Тверская - 133, Херсонская - 131, Екатеринославская - 125, Новгородская - 122, Харьковская - 117, Орловская - 115; на каждую из остальных губерний приходится меньше ста. Кавказские губернии все вместе дали 213, или 3,6%. В тюрьмах кавказцы дают больший процент, чем в колонии, а это значит, что они неблагополучно отбывают каторгу и далеко не все выходят на поселение; причины тут - частые побеги и, вероятно, высокая смертность. Губернии Царства Польского все вместе дали 455, или 8%, Финляндия и остзейские губернии - 167, или 2,8%. Эти цифры могут дать лишь приблизительное понятие о составе населения по месту рождения, но едва ли кто решится выводить из них заключение, что Тамбовская губерния самая преступная и малороссы, которых, кстати сказать, очень много на Сахалине, преступнее русских.
