Страшный грохот потряс воздух. Это взрывались бомбы, перепахивая высохшую землю, взлетавшую вверх черными фонтанами. Серое облако пыли поднималось в небо, закрывая от нас пикировавшие самолеты. Наши тракторы, ревя моторами, набирали скорость, петляя по дороге, объезжая разбитые обозные подводы. По обочинам бежали женщины, что-то крича и прижимая к груди малышей. Дети постарше пытались спрятаться в поле.
Паника усиливалась. Горели перевернутые автомашины и подводы. Жалобно ржали покалеченные лошади. Самолеты развернулись и появились вновь, чтобы безнаказанно сбросить оставшиеся бомбы и выпустить последние очереди из пулеметов. И снова фонтаны поднятой вверх земли и человеческие крики, заглушаемые сильными взрывами…
Самолеты, сбросив свой смертоносный груз, перестроились и поплыли в голубом чистом небе, постепенно исчезая из поля зрения. Люди медленно возвращались к дороге, чтобы продолжить свой путь. Многие дрожащими от отчаяния голосами звали своих близких…
В батарее несколько артиллеристов получили легкие ранения. Санинструктор Нина уже занималась ими. Командир батареи решил проверить настроение в орудийных расчетах после налета. Вместе с политруком они пошли вдоль колонны.
— Вперед! — донеслась до нас команда.
И снова в путь!..
Теперь мы уже ехали в южном направлении, к Кубани или еще дальше. А может быть, к предгорьям Кавказа? Но в это как-то не хотелось верить. Кавказские горы! Одни из самых высоких в мире: глухие, малодоступные для людей из долин.
Едем днем и ночью… спиной к противнику, хотя надписи на бортах автомашин, прицепах тракторов и стволах орудий призывают: «Вперед — ни шагу назад!»
Не один я с грустью смотрю на эти слова, написанные мелом и белой или красной масляной краской. Большие, бросающиеся в глаза буквы. Скользят по ним покрасневшие от усталости и недосыпания глаза солдат и беженцев — женщин, стариков и подростков, всех, кто умеет питать: «Вперед за Родину! Вперед — ни шагу назад!»
К сожалению, не вперед, не навстречу противнику идут и едут эти тысячи людей.
Мы отступаем. Продолжаем отступать.
Наши 76-миллиметровые пушки стали почти белыми от пыли. Она длинным шлейфом стелется за нами. Сворачиваем и снова едем по какой-то ухабистой полевой дороге. По обеим сторонам тянутся широкие пашни.
— Видели ли вы, товарищи, эти степи до войны? Если нет, то вам не понять того, что я испытываю теперь… По этим дорогам среди высоких хлебов медленно, осторожно двигались комбайны, тракторы, автомашины с пшеницей, ячменем… Переливалось на солнце золотое отборное зерно, какое вряд ли где еще увидишь. А вечера в полях! А песни девчат, когда наступают сумерки! Мне кажется, я до сих пор слышу эхо этих песен. — Ваня Гришин говорит медленно и жестом своих длинных рук как бы охватывает эти бесконечные поля, словно хочет обнять их, прижать к своей груди. Я вижу, что глаза Вани становятся какими-то стеклянными. Я прекрасно понимаю его, поскольку мое детство тоже прошло среди таких же полей, правда изрезанных тонкими полосками меж.
— Эх, лучше бы ты не начинал, не терзал душу! Нашел время откровенничать!.. Мало тебе этого шума и гомона, которые мы вот уже больше недели слышим на этих дорогах?
— Отстань от него, Грицко! Продолжай, Ваня, хорошо рассказываешь. — Мухамед Исмаилов придвигается поближе к Гришину, достает кожаный кисет. Ваня отсыпает немного табаку на свою большую ладонь и вынимает клочок газеты. Кисет переходит из рук в руки и почти пустой возвращается к хозяину.
— Ну, рассказывай! — не терпится Мухамеду. Но Ваня Гришин затянулся козьей ножкой и умолк, мрачно глядя на полевую дорогу, по которой грохотали гусеницы тяжелых тракторов, колеса автомашин и нагруженных до самого верха конных подвод. Серая пыль клубилась над этой, одной из многих дорог отступления.
А по обочинам шла пехота. Бесконечные вереницы солдат Красной Армии. Тяжелый от усталости шаг, опущенные головы, суровые выражения лиц. Идут рядовые и командиры, идут пожилые, прошедшие через немалые жизненные испытания люди, идут юноши, у которых едва только начал пробиваться пушок на щеках, идут почерневшие от пыли, смертельно усталые. Полинявшие гимнастерки выглядят грязными и пыльными. Пот пятнами белой соли выступил на солдатских спинах, согнувшихся под тяжестью оружия, боеприпасов, гранат, противогазов, касок, привязанных к ремням… Идут и идут. По краям созревших хлебов уже протоптаны две широкие тропинки. Колосья пшеницы смешались с пылью раскаленной земли.
