Дорогой Бхактивинода Тхакур, духовный учитель и великий дед, вы были великим проповедником в Индии, так же как и на Западе. Вы, в частности, обратились к западным умам в вашей лекции “Бхагавата”, в “Чайтанья-шикшаштаке” и в “Жизни и наставлениях Господа Чайтаньи”, которые вы послали в университет Мак-Гилл в Канаде, в 1896 году. Я слышал, вы даже переписывались с Ральфом Вальдо Эмерсоном. Вы шли на все, потому что хотели, чтобы сознание Кришны было принято американцами и европейцами. Вы страстно желали, чтобы наступил день, когда все люди соберутся вместе в Навадвипе и будут петь Харе Кришна и “Джая Шачинандана”.
Я надеюсь, вы увидите искренность моих попыток.
Песни “Даинйа” Бхактивиноды Тхакура очень напряженные. Слово “даинйа” означает “несчастный, жалкий, страдающий, ударившийся в бедность, низко-духовный, слабый”. Он напитал каждую строфу этим настроением в своем описании старого человека, который видит, что все планы потерпели крах. Слишком старый, чтобы наслаждать свои чувства, обеспокоенный болезнями и опасениями, - и это то, что явно ничто не может изменить в лучшую сторону. Нет ничего, что можно предвкушать, кроме смерти. “Я бы поклонялся Тебе, о, Господь, но это бесполезная надежда”.
Мне бы хотелось особенно подчеркнуть его настроение, но мне придется отступить от этой задачи. Это не мое естественное состояние. Мое состояние - это поиск покоя, подсчет благословений, поиск возможностей для того, чтобы глубоко погрузиться в сознании Кришны, и понимание того, что я не продвинут и не очищен. Я полон благодарности за то, что имею. У меня нет достаточного осознания, чтобы испытывать глубокое раскаяние, сверх того, в котором я нуждаюсь.
Я не чувствую себя ни самонадеянным, ни бесхитростным, когда мы сидим в нашем фургоне “Рено” на возвышении, близ горы, в убежище, устроенном в скале. Я немного опасаюсь воров и убийц, которые могут прийти ночью, но я также вверяю свою жизнь Кришне, и стараюсь не замечать опасности.
Завтра мы спустимся в этот город и начнем пятидневное аюрведическое лечение. После этого, я буду свободен, чтобы писать в покое. Это (покой) - то, где я нахожусь внешне. Внутренне? - Это качество, которого я добиваюсь много, много жизней подряд. Это не дешево. Но, это все, что я имею на сегодня. Во всяком случае, позвольте мне писать даже сейчас. Я пишу не потому, что чувствую себя вынужденным делать это, а потому что сам хочу этого. Прабхупада сказал о своем писательском труде: “Почему я поднимаюсь в час ночи и делаю эту работу? Потому что я не могу без нее. Как человек может делать это искусственно? Это свойство характера. Поэтому им нравятся мои комментарии”. (“Разговоры с Шрилой Прабхупадой”, 2 ноября 1975).
Я бы хотел прочитать эти песни на бенгали. Он пишет так личностно, как и я тоже пытаюсь писать. Он не насытил эти песни цитатами из шастр, но он пишет для нас. Это мучительно… Его песни - это беспокойные стенания. Может быть, поэтому, мы склонны заниматься изысканиями, о себе ли он говорит, на самом деле, в этих песнях. Это отвлекает наше внимание в большей мере, чем концентрирует на то, на чем нужно, - на нас самих. Концентрироваться на этом слишком трудно.
Вчера за завтраком была поднята тема Югославии. Наш хозяин сказал о том, что там были размещены вместе слишком разные люди, - сербы и хорваты, - из-за неправильного определения политических границ. Сейчас они жестоко истребляют друг друга. Я подумал: “Вы не должны повторять все детали. Прекратите это. Не говорите “изнасилование” и “сожжение” и “резня”. Не нарушайте этот завтрак”. У меня возникла мысль о том, чтобы спросить: “Югославия не так далеко от Италии, не так ли? Это только по ту сторону от Адриатического моря”. И я представил себя планы Италии по защите своего побережья.
Не беспокойте нас. Не поднимайте негативные темы. Оставьте нас с нашими надеждами, что плохое с нами не случится. Мы собираемся пройти пятидневный курс лечения, - мы пытаемся остаться в живых. “Течение этой мировой реки сильное и безжалостное. Пугающе и угрюмо смерть приближается. Как бы мне хотелось суметь отбросить свои мирские привязанности. Я бы поклонялся Тебе, о, Господь…”
