Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире - страница 6

— Ладно, ладно! — махнула рукой Эмма. — А на поясе что висит?

— Компас. Мне его на прошлый день рожденья подарили.

— На что он тебе сдался? Только лишний вес!

— Компас нужен, чтобы находить дорогу в лесу. И дорогу из леса. Без компаса нельзя.

— В каком таком лесу?

— В лесу, где мы заляжем на дно.

— Это еще что за словечки?

— Словечки как словечки. Нормальные. А что?

— Да кто тебе вообще сказал, что мы заляжем на дно?

— Ты! — ликующе завопил Джимми. — Ты только что и сказала.

— Я? Я ничего такого не говорила!

— Еще как говорила! Ты сказала: «Да кто тебе вообще сказал, что мы заляжем на дно?» Вот прямо этими словами и сказала.

— Ладно, пусть. Сказала так сказала. — Эмма изо всех сил старалась сохранять самообладание. Она ведь командир отряда, а командир никогда не должен выходить из себя — даже если отряд состоит только из самого командира и его противного мелкого братца.

— Вот именно, сказала! Я сам слышал: «Да кто тебе вообще сказал, что мы…»

Ну уж дудки, подумала Эмма, я не дам ему еще раз договорить это до конца.

— Знаю, что слышал. А теперь слушай дальше. Мы заляжем на дно в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

— Ну вот! — подпрыгнул Джимми. — Ну вот! Опять ты это сказала!

— Я сказала «в музее Метрополитен в Нью-Йорке».

— Ты сказала «заляжем на дно»!

— Хорошо. Не будем цепляться к словам. Мы едем в музей Метрополитен.

До Джимми наконец-то дошло.

— Музей Метрополитен? Убицца! Кому пришла в голову такая чушь?

Эмма окончательно взяла себя в руки. Опять они спорят и ругаются, как дома, а ведь теперь все должно быть по-другому! Они просто на минуту забыли, где они, почему и зачем.

— Значит, так, — решительно сказала она. — Сейчас мы выйдем из автобуса, сядем в электричку и поговорим обо всем подробно.

Джеймс Кинкейд почувствовал, что его надули.

— В электричку?! Мы что, не можем добраться до Нью-Йорка автостопом?

— Ну конечно! Автостопом. Чтобы нас похитили и ограбили, да?

— Ну, ограбят. А чего ты так волнуешься? Денежки- то мои.

— Но мы же вместе! Деньги твои, идеи мои. Так что едем поездом.

— Тоже мне, идеи. Девчачьи сюси-пуси, — пробормотал Джимми, но Эмма расслышала.

— Сюси-пуси?! Кто так выражается?

— Я так выражаюсь! Джеймс Кинкейд, вот кто!

Они снова забыли, что им нельзя привлекать к себе внимание, и вышли из автобуса, громко препираясь. Но все обошлось благополучно.

По пути на вокзал Эмма опустила в почтовый ящик два письма.

— Одно — маме и папе, — пояснила она. — Что мы сами ушли из дому и что не надо звонить в полицию. Завтра- послезавтра они его получат.

— А второе?

— А во втором две крышки от коробок с кукурузными хлопьями. Ты им шлешь две крышки со звездочками, а они тебе — двадцать пять центов. На молоко для хлопьев. Там так написано.

— Эх, послала б ты их раньше, было бы у нас сейчас на двадцать пять центов больше.

— Но хлопья-то мы только сегодня доели! — напомнила Эмма.

Они как раз успели на пригородный поезд, который отправлялся из Гринвича в десять сорок две. Народу в нем было немного (все, кому надо было в Нью-Йорк на работу или за покупками, уехали еще утром), поэтому Эмма придирчиво осмотрела целых два вагона, прежде чем нашла места, показавшиеся ей более или менее сносными: во всяком случае, их синяя бархатная обивка была не слишком пыльной.

До Нью-Йорка было двадцать восемь с половиной миль. Семь из них Джимми уговаривал сестру изменить план и «залечь на дно» в Центральном парке. Но Эмма осталась непреклонна. Зато она назначила Джимми казначеем. Ему предстояло не только хранить их финансовые средства, но и распоряжаться ими, принимая решения по всем расходам. Что ж, подумал Джимми, пожалуй, и от музея Метрополитен может быть польза.

Именно здесь, в электричке, Эмма окончательно перестала жалеть о том, что взяла Джимми с собой. А когда они вышли на нью-йоркском вокзале Гранд-Централ и по длинному подземному переходу направились в зал прибытия, она поняла: на самом деле это очень, очень здорово, что Джимми с ней. (Ах, как хорошо я знаю это ощущение звенящей пустоты, когда идешь по тускло освещенному бетонному пандусу!) И вовсе не из-за его денег и не из-за транзистора. Просто, чтобы бросить вызов Манхэттену, требовалась храбрость как минимум двух Кинкейдов.