Ничего не ответив, я принялся, сам того не замечая, что-то насвистывать — всегда так делаю, оказавшись в затруднительном положении. Да и сказать мне было нечего, просто хотелось верить, что это полная чушь.
— Прошлой ночью днище было целым, — заметил мой дотошный приятель, выпрямившись и стараясь не смотреть на меня.
— Наверное, наскочили на камень, когда швартовались, — пробурчал я. — У камней бывают очень острые края…
Я осекся, потому что Свид обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Я не хуже его знал, что объяснение мое никуда не годится. Хотя бы потому, что камней на этом острове не было и в помине.
— Ну а как ты объяснишь вот это? — все тем же спокойным голосом осведомился он, ткнув пальцем в лопасть весла, при виде которой я просто оторопел и ощутил знакомый озноб.
Лопасть была так тщательно отшлифована, будто кто-то долго и старательно драил ее наждаком и явно переусердствовал: теперь она стала настолько тонкой, что при первом же энергичном гребке как пить дать сломается.
— Наверное, кто-то из нас лунатик и проделал все это во сне, — убитым голосом промямлил я, — или… или это из-за песка, ветер швырял его на лопасть, и песчинки терлись о дерево… как наждак.
— Ну и ну, — усмехнувшись, Свид отошел, — на все-то у тебя есть ответ!
— Кстати, второе весло мог подхватить сильный порыв ветра, отнести его на берег, а потом именно этот кусок обвалился в воду! — крикнул я ему вслед, твердо вознамерившись найти объяснение решительно всему, что он мне еще предъявит.
— Я так и понял, — бросил он через плечо и в следующую секунду исчез в ивовых зарослях.
Оставшись один на один с абсолютно очевидными свидетельствами присутствия на острове неких таинственных сил, я все-таки подумал: «Все это устроил кто-то из нас, и, естественно, не я!» Но мне тут же стало стыдно, ведь очевидно, что ни при каких самых невероятных обстоятельствах ни друг мой, ни я не могли все это устроить. Чтобы Свид, этот бывалый путешественник, в здравом уме и твердой памяти, сотворил подобные глупости! Еще труднее было представить, что донельзя прагматичный флегматик Свид вдруг спятил и стал швыряться веслами и ковырять ножиком каноэ. И все же… и все же меня грызли сомнения, отравлявшие всю прелесть этого жаркого утра и девственных красот: с психикой моего друга явно что-то произошло, он стал неузнаваем. Эти нервозность и странная замкнутость — он ни словечком еще не обмолвился о том, что его гложет; но больше всего меня пугала постоянная настороженность, готовность к чему-то словно он ждал развязки, и, видимо, близкой. Вот что подсказывала мне интуиция, сам не знаю почему.
Я быстренько осмотрел палатку и подступы к ней, однако никаких перемещений за отмеченные мной утром границы не заметил. Зато в песке появились какие-то странные ямки: они были правильной формы, но разной глубины и размера, одни величиной с чашку, другие — с огромное блюдо. Наверняка это тоже проделки ветра, как и пропажа весла, которое он зашвырнул в реку. Правда, оставалось неясным, откуда взялась пробоина; но, в конце концов, мы могли наскочить на что-то, когда причаливали. Да, я знал, что на берегу не было ничего острого, но мое отравленное рационализмом сознание, которому непременно требовалась «причина», отчаянно цеплялось за этот вариант. Ну не мог я обойтись без объяснения, пусть и самого абсурдного! Мы ведь и законы Вселенной норовим снабдить объяснениями — пусть даже самыми беспомощными, — на радость тем фанатичным прагматикам, которые свое предназначение в этом мире видят в том, чтобы преодолевать и доказывать, не суть важно что и кому. Столь философское обобщение казалось мне в те минуты вполне резонным.
Не долго мешкая, я растопил на огне деготь и принялся смолить каноэ, Свид стал мне помогать, но понятно было, что, как бы мы ни старались и как бы ни пекло солнце, наше залатанное каноэ не просохнет раньше завтрашнего дня. Я вскользь упомянул про выемки в песке.
— Видел я эти ямы. Их тут полно, по всему острову. Ну, ты-то, само собой разумеется, знаешь, откуда они взялись!
— Знаю. Это все ветер, — глазом не моргнув, заявил я. — Разве тебе не случалось видеть, как ветер на улицах поднимает вверх всякие бумажки, веточки и давай их крутить. А тут вместо бумажек песчинки: сухие вздымаются вихрем, а влажные остаются на месте, только и всего.
