Шел, правда, согнувшись под рюкзаком. В руках - коробки с рассадой.
Около места, где валялся Иван с женщиной, заскребло в груди...
Русский человек жил, живет и будет жить своими ошибками, думал я. Русский человек из тех, который знает и понимает все, но только всегда после. Силен задним умом, говорят про нас... "Да, нет же! - усмехнулся я. - Жить чужими-то ошибками просто подло! Жить чужими ошибками, учиться на ошибках других - значит, этих других подставлять..."
Я постучал в дверной косяк.
- Можно к вам? - спросил я. Закрыл за собой тяжелую, обитую войлоком от зимней стужи дверь.
- Ну, как дела? - спросил я у Марии Матвеевны, покрытой не по погоде платком.
- У нас несчастье! - сказала она. Слезы забивали ее белесые глаза.
- Что случилось? - вздрогнул я.
- Ваня в больнице...
Она рассказала сквозь плач, что Волчок не трогал бутылку до вечера.
К вечеру потянуло... Стакан водки Волчок выпил сразу, забылся. Очнулся быстро, словно за ним бежали. Выпил еще стакан. И еще стакан...
Ночью Волчок бредил. Кричал. Боялся умереть. В белой горячке отвезли в Обнинск...
Я шел на свой дачный участок и весь дрожал, как в горячке, как в лихорадке...
"Господи! Что это? Как это? Кто мы?" - думал я. - "Тебя словно нет.
Есть только постоянное усилие не быть скотиной", - думал я. - "Как же это случилось? Когда это началось?.."
Вспомнились стихи Есенина:
А вот это, значит, безвластье!
Прогнали царя...
И вот...
Посыпались все напасти На наш неразумный народ!
"Недоразумение! Не иначе как недоразумение!" - подумал я.
Было нестерпимо больно за всех Волковых! Было нестерпимо больно за всю Русь!..
"Во имя Отца, и Сына, и Святого духа! - пришли на память слова молитвы.
- Без Бога, без Святого духа человек превратился в скота..."
И мы не ведаем, что творим...
2. НЕ-ДО-ДО-РАЗУМЕНИЕ
Боже мой!
Неужели пришла пора?
Неужели под душой так же падаешь, как под ношей?
А казалось... казалось еще вчера...
Дорогие мои... дорогие... хор-рошие...
С. Есенин. "Пугачев."
Я снова приехал на дачу.
"Уходи отсюда!" - стояли в ушах слова. Конечно, я повел себя тогда тоже странно и не очень понятно. Чувствую, что ошибся, словно оступился.
Я открыл дверь в комнату сына и молча глядел на его развлечение в полночь.
Сын играл на синтезаторе. В тот день я нервничал. Был выходной. Я допоздна заработался на садовом участке, торопился домой. Торопился голосовать...
- Уходи отсюда! - вспылил Алеша, отскочив от инструмента.
- Что ты сказал?!
Гнев и обида захлестнули глаза. Я бросился на сына с кулаками...
Он опешил, отскочил. И вдруг совершенно неожиданно ударил меня.
* * *
Драка с сыном измотала душу. Из дальней юности всплыло воспоминание...
Я был секретарем комсомольской организации школы три года подряд. Все тогда успевал делать и, как комсомольский вожак, считал себя за всех в ответе. Мой знакомый разругался с учителями, бросил школу и поступил в ПТУ. Я пошел к парню домой.
Был воскресный вечер, холодный, осенний. Отец парня сидел у печки, вытянув протез ноги. Лицо в отблесках пламени было подернуто рваными красными мазками.
- Я секретарь комсомольской организации школы, здравствуйте.
- Хмы, - ответил отец и почему-то резко закашлялся.
В тусклом свете лампы под абажуром была видна сидящая за столом семья:
жена и пять человек детей.
- Ваш сын... - начал я.
- Мой сын - это мой сын, - перебил меня инвалид. - А ты возьми лучше дочь. У меня их две. Одну отдам. - По лоснящемуся его лицу пробежала ухмылка. Указывая рукой куда-то в угол, он словно приглашал присутствующих к разговору.
Девчата прыснули. Парень-пэтэушник, набычившись, смотрел на меня исподлобья.
Я смутился. Готовил себя к другому разговору.
- Да я, собственно... Хотел попробовать помочь...
- Во-во! Одна тут вот попробовала, собственно. Да троих родила, отрезал инвалид хриплым голосом. - Вали-ка ты отсюдова к е... матери, без тебя тошно, - вдруг ощетинился отец и даже привстал со стула, держась за печь...
* * *
Опять и опять возвращался я мысленно к тому, что произошло.
- Что ж, второго раза не будет, - сказал я Алеше. - Второго раза не будет, - повторил я, удивившись сохранившейся способности считать.
