Любопытно, что так называемый Постниковский летописец середины XVI столетия тоже сообщает, что вскоре после пострижения Соломония Сабурова была отправлена «в Каргополье», и там было велено устроить ей в лесу келью, «отыня тыном» (высоким забором). «А была в Каргополе пять лет и оттоле переведена бысть в Девич монастырь в Суздаль к Покрову Пречистые». Многих смущает мнение известного историка М. Н. Тихомирова, согласно которому автором значительной части Постниковского летописца был крупный чиновник — великокняжеский дьяк Постник Губин, превосходно информированный о «дворцовых новостях». Однако Тихомиров приписывает дьяку отрывок лишь между 1533 и 1547 годами. Что же касается оригинальных известий за вторую половину 1520-х годов (в том числе и «каргопольского отрывка»), то источник их неизвестен и о степени достоверности его судить трудно. Сообщение о пяти годах ссылки в лесную чащобу, за «тын», явно неправдоподобно. В сентябре 1526-го и марте 1534 года инокиня София пребывала в Суздале: именно этими месяцами датируется жалованная грамота на село Вышеславское и ее подтверждение. Следовательно, возможны три варианта.
Первый: преподобная София никогда не была в Каргополе, и сведения о ее сидении в лесу — выдумка.
Второй: ее отправили туда буквально на несколько месяцев в первой половине 1526 года, а потом доставили в Суздаль.
Третий и наиболее вероятный: все-таки правы другие летописцы, и преподобная София первоначально была направлена в Покровскую обитель. Но затем, в результате распространения слухов о том, что у монахини и бывшей жены великого князя родился ребенок, ее на некоторое время увезли в Каргопольский уезд. Была ли она там целых пять лет? Неизвестно. Однако между 1531 и 1534 годами преподобная София точно была возвращена в Суздаль, где в дальнейшем жила и закончила свои дни.
У второго брака Василия III в среде московской служилой аристократии имелись как противники, так и сторонники. Многих интересовало прежде всего сохранение покоя в стране. Перспектива нарушения устоявшегося порядка вызывала тревогу; к тому же не все были заинтересованы в поддержке политической «партии», связанной с кланом Сабуровых. Так, например, независимые псковские летописцы оставили противоречивые толкования этой истории. Один из них увидел во втором браке великого князя прелюбодеяние: «А все то за наше согрешение, яко же писал апостол: иже аще пустит жену свою, а оженится иною, прелюбы творит». Зато другой приводит мнение Боярской думы, настаивавшей на разводе и новом браке: «И начаша бояре говорить: князь де великий… неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда».
До какой степени развод Василия III и его второй брак соответствуют нормам канонического права XVI столетия — вопрос непростой. В начале XVII века в московской приказной среде, близкой к дипломатическому ведомству, возникла «Выпись» о втором браке Василия III — богословско-публицистический трактат. В нем дается оценка действиям великого князя, его приближенных и митрополита Даниила с точки зрения отдаленных потомков. В сущности, речь идет об осуждении второго брака Василия Ивановича как неканоничного и повлекшего за собой небесные кары для династии и всей страны.
Однако, по мнению крупнейшего знатока того периода А. А. Зимина, «…разбор реалий (сведений о событиях и лицах), имеющихся в выписи, приводит к выводу, что в этом памятнике содержится причудливая смесь достоверных фактов и совершенно ошибочных данных, касающихся самого стержня повествования». В частности, по поводу второго брака там сообщается об отрицательном мнении преподобного Максима Грека, инока Вассиана Патрикеева, некоего чернеца Селивана, Саввы «святогорца» и книжника Михаила Медоварцева. Зато поддержали второй брак сам митрополит, Коломенский епископ Вассиан Топорков и некоторые другие представители русского духовенства. Все это более или менее подтверждается другими источниками. Однако дальнейшее вызывает сомнения: «Выпись» сообщает о послании, отправленном четырем вселенским патриархам, с просьбой высказать мнение по этому вопросу. И они единодушно отрицают возможность развода и второго брака в подобных обстоятельствах, особенно же строг патриарх Иерусалимский Марк. Но никаких патриарших грамот, касающихся этой проблемы, не найдено. Неизвестно, существовали они на самом деле или же были плодом воображения поздних публицистов…
