* * *
Вожаки восстания так и эдак судили условие, что привез Крюк-Колычев.
— Отсидимся, чего там! — молвил «царевич Петр». — Государь Димитрий Иоаннович, дядя мой, на подмогу идет.
— Сидеть нам не след, — заметил Телятевский. — По мне, так уж лучше пробиваться навстречу с царем Димитрием.
— Коли Шуйский обещанье дает… — подал голос Никита Шишов и, замолчав, обвел всех сторожким взором.
— Говори дале, что тянешь? — произнес Болотников.
— Скажу… Не к лицу ему пустыми словами играть. Государево слово весомое…
— Не смей, воевода, — заговорил Иван Исаевич, — нарекать государем Шуйского. А ежели он обещанье дает, должны мы допрежь всего помнить, полуцарь хитер, как старая лиса…
— Отсидимся, — повторил «царевич Петр».
— Но и сидеть здесь, — продолжил Болотников, — верная погибель. В амбарах пусто. Люди падаль едят. Покуда подмога подоспеет, перемрем все. Коли мы с войском из Тулы уйдем, сбережем людей. А нынче биться с Шуйским не с руки: у него против нашего сил впятеро больше.
— К чему клонишь, гетман? — спросил Телятевский, — коли одно и другое негоже?
— А на том стою, чтобы войско сохранить. Пусть полуцарь клянется, пусть крест целует, что сдержит обещанное. Тогда приемлем условие.
В лагерь к Шуйскому вместе с Крюком-Колычевым приехало несколько атаманов, среди которых находились Шарапа и Никита Шишов. От воинов были посланы Михей Долгов и пушкарь Иван Фомин.
Много раз бывал Михей в сечах и сражениях, а тут чего-то боязно стало. Да и как не сробеть: к самому царю едет. Хоть и говорят, что Шуйский полуцарь, а все ж на троне московском сидит. «Дело сурьезное, — думал Долгов, — Иван Исаич велел в оба глядеть, не оплошайте, мол, не то обманет вас Шуйский…»
Михею думалось, что будет царь кричать грозно, по Шуйский встретил всех милостиво, к обеду позвал, смотрел по-доброму. После обильного застолья повел Шуйский речь. Из его уст услыхали посланцы: обещана всем жизнь и воля, пусть, мол, только сдаст Болотников Тулу.
Внимал Михей, а сам диву давался: почему воеводы лишь кивают в согласии, а про крестное целование никто и не скажет?
Шуйский разговор уже на другое свернул: звал атаманов к себе на службу да и холопам с мужиками сулил блага всякие. Тут решил Михей слово молвить. Встал он, низко поклонился:
— Ты прости меня, государь, и дозволь сказать.
Подумал царь: никак смерд на посулы клюнул.
— Говори, — разрешил Шуйский.
— Велено нам было, государь, увидеть, как ты клятву даешь и крест целуешь. Без того слушать нас Иван Исаич не станет.
Еле сдержался царь, чтоб не крикнуть: «Гей, взять его! Голову — прочь!» Но совладал с собой.
— Не станет, — подтвердил один из атаманов, — без крестного целования. Доподлинно, не станет. — Он смотрел на царя осоловелыми глазами, изо всех сил борясь с подступающей дремотой.
И других тоже в сон клонило после сытой еды.
— Будь по-вашему, — сказал царь, — но сперва проспитесь. Клятву потом дам.
Почивать развели посланцев по отдельности. Шуйский задумал склонить их подкупом до посулами на свою сторону. Но понимал, не все на это пойдут, а потому хотел, чтоб с каждым поговорили с глазу на глаз.
Никиту Шишова, Шарапу да еще двоих атаманов царевы люди подкупили без труда, остальные воспротивились.
— Иван Исаич, — сказал Михей, — мне как отец родной. Нешто могу я отца родного предать?
— Знай же, дурень, — уговаривали его, — Болотников сам в услужение к государю Василию Ивановичу поступит.
— Неча напраслину нести, не таков у нас Иван Исаевич, — ответил Долгов.
— Смотри, олух, опомнишься, да поздно будет, — грозили ему. — Не сносить тебе головы.
Назад посланцы возвращались радостные: царь дал при всех торжественную клятву и целовал крест, что выполнит обещание.
* * *
10 октября 1607 года Тула открыла ворота.
Болотникова и «царевича Петра» сразу пригласили к Шуйскому. С ними поехали и те атаманы, что были подкуплены. По дороге предательски накинулись на Ивана Исаевича и «Петра», повалили, связали. Так, пленниками, они были доставлены царю.
— Что, воры, попались? — усмехнулся Шуйский.
— Клятвопродавец! — с презрением глядя ему в глаза, сказал Болотников.
