Почему и зачем Марк, Матфей, Лука и Иоанн дают разные, иногда даже противоречащие друг другу портреты двенадцатого апостола? Под разными углами зрения образ Иуды в Новом Завете изменяется. Но несмотря на то что сопоставление всех евангельских свидетельств высвечивает целый сонм неясностей и парадоксов, трансформирующийся образ Иуды отображает не только проницаемость и взаимосвязь иудаизма и христианства в древние времена, но и ту нараставшую тревогу или враждебность, которые это начинало вызывать в христианском сознании.
* * *
Ни о матери, ни о детстве Иуды в канонических Евангелиях ничего не говорится. Он появляется в Новом Завете уже совершенно сформировавшимся человеком и упоминается в нем всего лишь двадцать два раза. Довольно странно и то, что чем больше проходит времени со смерти Иисуса ок. 30 г. н.э., тем больше слов посвящают Иуде евангелисты. Если Марк, написавший свое Евангелие в середине 60-х или начале 70-х гг., уделяет Иуде всего три строфы, то Матфей в 80-е гг. упоминает его уже пять раз; Лука в свое Евангелие, составленное в 80-е гг. или чуть позднее, включает шесть строк об Иуде, а Иоанн в 90-е гг. ссылается на него уже восемь раз. Пусть и скромная в своем масштабе, эта прогрессия, тем не менее, предвосхищает рост интереса к Иуде среди религиозных и светских писателей в Средние века и в эпоху Ренессанса. Авторам многих из этих более поздних произведений, навеянных евангельским сюжетом, Иуда видится главным врагом Иисуса, других Его апостолов, а значит, и их самих.[53] Любопытно, однако, что того же нельзя сказать о составителях ранних Евангелий, утверждавших общность характера Иуды с характерами других одиннадцати учеников и даже (пусть и косвенно) самого Иисуса.
Как же произошло превращение Иуды из одного из нескольких соучаствующих наблюдателей искупительного самопожертвования Сына Божьего в главного преступника, повинного в распятии? И почему в более поздних Евангелиях Иуда превратился в исчадие злодейства, воплощенное зло? В своем анализе Нового Завета, дополненном работами ранних художников-иллюстраторов и научными выводами его толкователей более позднего времени, я предлагаю возможные варианты ответов на эти вопросы.[54] Сначала Иуда предстает ярким представителем своей когорты. Однако по мере того, как временной интервал между событиями, описанными в Евангелиях, и авторами, их описавшими, увеличивается, его положение меняется. Виновность Иуды в измене обрекает его на все большую изолированность, и постепенно он становится совершенно одиноким в своем окружении и всем роде человеческом — предателем людей. То есть поначалу выдача Иисуса Иудой трактуется как предопределенный и неизбежный акт, но в конечном итоге вероломство Иуды начинает вменяться ему в позорную вину.
Проще говоря, Иуда — «один из нас» у Марка и Матфея, где под «нами» подразумеваются ближайшие друзья, соратники и современники Иисуса, те, кто видел творимые Им чудеса и внимал его проповедям. Затем — у Луки и Иоанна — Иуда превращается в «одного из них», где под «ними» имеются в виду те, кто отвергал чудеса Иисуса и высмеивал Его заповеди и притчи. Если в более ранних Евангелиях раскаявшийся, сам себя осуждающий грешник может быть прощен, то в более поздних Евангелиях безнравственный нечестивец остается не прощенным. Новозаветный образ Иуды на глазах претерпевает изменения. Иуда из глуповатого ученика Иисуса у Марка превращается в раскаявшегося грешника, искупающего свою вину добровольным отказом от жизни, у Матфея. Из существа, одержимого Сатаной и уничтожающего самого себя, у Луки Иуда превращается в нечестивого изменника, вступившего в сговор с предавшимися Дьяволу иудеями, у Иоанна. Возможно, это усиливающееся поношение Иуды отражает нарастающую потребность евангелистов (и их общин) провести различие между притесняемыми, гонимыми последователями Иисуса и иудейскими общинами, из которых они сами вышли и с которыми им приходилось бороться. После Иудейской войны и разрушения Иерусалимского храма в 70 г. н.э. — и такое мнение разделяют многие ученые — враждебность иудеев и христиан друг к другу заметно усилилась.
