По словам Тиди, Кретьен сказал: «Хорошо, я попробую». И попросил в свою очередь позволения затронуть тему «ЮКОСа». Он изложил нашу позицию: считаем налоговые требования несправедливыми, но готовы в течение двух лет все заплатить. Путин сказал, что он вообще-то не в курсе дела. Но пусть, мол, они, юкосовцы, напишут письмо со своими предложениями премьеру и министру финансов. А он попросит их это письмо рассмотреть. На следующий день мы быстренько составили и отправили такое письмо. Ответ пришел примерно через месяц: рассрочка невозможна, согласно законодательству налоговые требования должны погашаться немедленно.
Потом, это было, наверное, уже в начале 2005 года, Кретьен вновь оказался в Москве. И захотел встретиться со мной. Прихожу в «Метрополь», в его номер. «Как, — спрашивает, — дела?» «Ну как, — отвечаю, — дела. Вот продали с аукциона наш «Юганскнефтегаз». С вопиющими нарушениями, по заниженной цене». Рассказал о том, что нам ответили из правительства. Кретьен сказал, мол, написал Путину о том, что выполнил свою часть договоренности. Но никакого ответа не получил. Говорю: «Может, вы не на том языке к нему обращаетесь? Вы пишете по-английски, а он знает немецкий». Кретьен расхохотался, поняв мой сарказм... Из Москвы он поехал в Казахстан, на какую-то международную конференцию и выступил там с довольно резкими заявлениями. Сказал, что с Россией очень сложно иметь дело, что российские власти ущемляют интересы иностранных инвесторов.
— Ну и как вам работалось в таких условиях?
— Непросто, конечно. В течение 2004 года почти все оставшиеся на свободе руководители «ЮКОСа» уехали из России, и мне волей-неволей пришлось стать спикером, выступать от имени компании. Здорово помогала Светлана Бахмина, которая тогда была замначальника юридического управления. Но потом и ее арестовали. Каждые полтора-два месяца я мотался в Лондон, чтобы скоординировать свои действия с менеджментом. А один раз, уже после того как Ходорковского отправили в Краснокаменск, меня попросили приехать в Израиль, на встречу с Невзлиным и Брудно, к которым к тому времени перешло фактическое руководство группой «Менатеп».
— О чем беседовали?
— Я просто рассказал им о том, какая складывается ситуация. Самый общий был разговор, без какого-либо энтузиазма с их стороны. Никаких идей они мне не высказывали.
— Ситуация, похоже, была уже безнадежной?
— Поводов для оптимизма действительно было мало. Кстати, на меня дважды выходили представители иностранного бизнеса — с предложением провести переговоры о возможной покупке остатков «ЮКОСа». Первый раз это был немецкий Deutsche Bank, второй — одна крупная индийская компания. Намерения у инвесторов были очень серьезными. Но, поскольку наблюдательный совет не уполномочен вести такие переговоры, я рекомендовал им обратиться к владельцам и менеджменту. Было ли у этого зондажа какое-либо продолжение, мне неизвестно. На мой взгляд, на тот момент подобная сделка уже не могла состояться. Ситуация полностью контролировалась российской властью, которая явно не была заинтересована в таком развитии событий. Так вот, в общем, и работали. 2004, 2005, 2006 годы... А в 2007-м все закончилось.
— Банкротство «ЮКОСа» было неизбежным?
— Как говорят у нас в деревне, против лома нет приема. Поводом для начала конкурсного производства стала задолженность «ЮКОСа» перед консорциумом из 14 иностранных банков. Из миллиардного кредита, взятого в 2003 году, оставалось погасить меньше половины, 450 с хвостиком миллионов долларов. Но когда нам запретили любые платежи, кроме относившихся к производственной деятельности, «ЮКОС», естественно, вынужден был прекратить выплаты по кредиту. Мы сказали банкам, что погасим долг со всеми штрафными процентами сразу после того, как продадим принадлежавший «ЮКОСу» пакет акций Мажейкяйского нефтеперерабатывающего завода.
Стоил этот актив примерно 2,5 миллиарда долларов. Им мы могли распоряжаться свободно, поскольку он находился за пределами российской юрисдикции. Банки сначала вроде бы пошли навстречу, а потом втихую продали долговое требование «Роснефти». Уверен, что дело не обошлось без наших властей. Ведь у большинства из этих банков есть представительства в Москве. На них, судя по всему, надавили, объяснив, что от их позиции по этому вопросу зависят перспективы их бизнеса в России.
