— Миша Барышников там был в то время директором. Мы с Мишей танцевали еще в Ленинграде. Один наш общий друг пришел к нему и сказал: «Слушайте, а вы не хотите пригласить Ирину?» Миша сказал: «С удовольствием». Я в то время жила и работала в Питере. ABT предложил подписать контракт. Только на год. Такова практика. Я позвонила Владику — что делать? Для меня риска не было — я всегда могла вернуться обратно. В Америке бывала и раньше на гастролях, к нам в Питер приезжали и труппа Баланчина, и другие американские балетные театры. Согласилась, хотя понимала: одно дело — видеть их на сцене, другое дело — работать вместе с иностранными артистами.
— Помогало то, что во главе театра был хорошо знающий вас коллега...
— Увы, когда я добралась до Нью-Йорка, Миша как раз ушел из театра. Я оказалась фактически одна, не защищена чьей-либо протекцией, без английского языка. Впрочем, во всем мире балетный язык общий. Всегда можно договориться, объясниться. Да еще дочь помогла. Татьяна у меня художник. Окончила Мухинскую академию, которая сейчас носит имя Штиглица. Татьяна работает дизайнером по костюмам в Петербурге. Так вот дочь по моей просьбе нарисовала человеческий силуэт и надписала, как по-английски называются части тела и направление движений. Нога, рука, вперед, назад и так далее. Все на практике оказалось довольно просто.
— У дочери своя семья?
— Да, Татьяна замужем, есть ребенок, наш общий любимец Никитка. Он родился в Америке, а живет в Питере, учится менеджменту в Петербургском университете.
— А где вы в Нью-Йорке живете?
— В северной части Манхэттена, рядом с музеем-замком Клойстерс, это филиал Метрополитен-музея. Вокруг феноменально красивый парк. Мы каждые утро и вечер там гуляем, любуемся восходами и заходами солнца. Дает настрой на целый день. А еще там растут георгины, мои самые любимые цветы.
— Американский балетный критик так описывает вас на репетиции: «Ощутим настрой великой балерины: экстатическая сфокусированность на творческой задаче в смеси с озорной самоуверенностью». Верная оценка?
— Скажу проще: за долгие годы я убедилась, что одни мои словесные советы и педагогические увещевания не помогут солисту отшлифовать партию до совершенства. Не показывать, не объяснять движения нельзя. Причем объяснять и в плане культурной просвещенности, эрудированности. Хочется, чтобы артисты, с которыми я работаю, не выглядели полными дилетантами, не имеющими ни малейшего представления об истории балета, который мы репетируем, об эпохе, о которой в спектакле идет речь. Поэтому я прошу моих подопечных прочитать роман, на котором основано либретто, или другие книжки, рассказывающие о времени действия балета, его атмосфере. Если ты танцуешь принцессу Аврору, то должна знать, что твоя героиня родилась при дворе, воспитывалась в аристократической среде и призвана держаться соответственным образом. Нужно иметь в виду, что у американцев никогда не было монархии. Они совсем не понимают, что это такое — при дворе. Им надо все объяснять. Например, солистам балета «Анастасия» пришлось подробно рассказывать, кто такой царевич. Когда мы начали репетировать «Раймонду» с Дэвидом Холбергом (звезда Американского театра балета, первый американец, ставший премьером Большого театра. — «Итоги»), хорошо помню его искренний восторг по поводу пышности имени его персонажа, жениха Раймонды. «Жан де Бриен! Жан де Бриен!» — повторял Дэвид с упоением. Я ему рассказала, что так звали средневекового рыцаря, что это романтическая легенда, ну и так далее.
— Хорошо себе представляю, как вы идете в театр по Бродвею, поблескивая звездой Героя Социалистического Труда.
— А вот и нет. Звезда у меня хранится дома, в Петербурге.
— В Америке вы стали героем капиталистического труда, но, насколько я знаю, никаких государственных наград вам здесь не вручают.
— А мне и не надо. Хотя одну награду дали года три назад. Я получила ежегодную премию профессионального журнала Dance Magazine. Провели вечер, чествовали, вручили хрустальный приз. Это, конечно, приятно, но ничего не решает в моей ежедневной работе.
