— Не смущало, что к Масхадову в Москве тогда уже сложилось сугубо отрицательное отношение?
— У нас ведь как бывает: сегодня отрицательное, завтра положительное. К тому же я думал о людях своей совбезовской команды, которые все чаще оказывались в небезопасном положении.
— Из-за этого такая конспирация при поездке на Украину: сначала машиной до Калуги, затем пересели на поезд…
— До этого были случаи, когда самолет со мной выруливал на взлетную полосу, а ему запрещали разгон и возвращали к аэровокзалу. Все время шли дискуссии: долбить сепаратистов или договариваться с ними. Я отстаивал позицию, что спасти наших людей, предотвращать теракты проще через переговоры.
— Между тем устоялась версия, что киевскую поездку организовал Березовский, чтобы развалить президентские выборы в России через ваше физическое устранение. Убийство, проще говоря.
— Как говорил Станиславский, не верю! Во-первых, я поехал в Киев как кандидат в кандидаты. То есть Центризбирком меня еще не зарегистрировал. Во-вторых, за киевской встречей стояло несколько людей, и при всем желании Борис всех координировать не мог. Хотя, насмотревшись последних фильмов, моя супруга не без испуга спросила: «Неужели тебя правда могли сбросить с поезда под Львовом?»
— В Киеве вас пытались накормить психотропами…
— В один момент показалось... Обычно интуиция меня не подводит. Была ли прослушка киевстаровского мобильника? Обычное дело. А уж о том, что можно выяснить местонахождение человека по его телефону, каждый школьник знает. Спецслужбы как работали, так и работают. Ко мне пытались тогда приклеить образ этакого неуправляемого шута.
— А в Лондон вы улетели после Киева из чувства самосохранения?
— Не совсем так. В Лондоне было человек 5—7 спонсоров и активистов моей предвыборной кампании, надо было посоветоваться. Часто говорят о Борисе Березовском, но Борис выступал больше как продюсер, а не спонсор. Не буду называть всех имен, они достаточно громкие и сейчас на слуху в политике, бизнесе.
— Почему же вы сняли свою кандидатуру с президентских выборов?
— Мне не дали вести агитационную и предвыборную кампанию ни здесь, ни из-за границы, умные люди из избиркома намекали: да сними ты, Иван Петрович, свою кандидатуру.
— А зачем ввязались в другую лондонскую историю — судебный процесс 2003 года, где Российская Федерация требовала у Великобритании выдачи Ахмеда Закаева?
— Вот и тогда газеты недоумевали: зачем Рыбкину это надо? Вбрасывалась информация про «заказ Березовского». Я поехал не Закаева защищать, а нашу совбезовскую команду. Все чаще стали раздаваться голоса: с кем это Иван Петрович вел переговоры? Как будто Иван Петрович с улицы взятый человек, ни в чем не разбирающийся. Прежде чем вести переговоры после назначения меня секретарем СБ и полномочным представителем в Чечне, я попросил, чтобы был назначен полпред в правительстве в ранге вице-премьера. Он вел все финансовые вопросы. Я испросил разрешения создать комиссию по переговорному процессу в Чечне. Борис Николаевич утвердил ее состав. Попросил директивы на ведение переговоров. Борис Николаевич это тоже подписал. Ельциным была утверждена также концепция мирного урегулирования ситуации в Чечне и вокруг. Конечно, разрабатывали мы все сообща, но все это было подписано президентом. Имеет гриф особой секретности. До сих пор! За каждый вылет в Чечню я писал Ельцину докладную записку: о чем говорил, каковы успехи и неуспехи.
И когда Аслан Масхадов сформировал делегацию для переговоров со мной, персонально ее обозначив, я обратился в ФСБ, в Генпрокуратуру, в МВД: как вы относитесь к тому, что я с этими людьми буду вести переговоры? Находится ли кто-то из них в розыске, заведены ли на них уголовные дела, есть ли судимости? Мне ответили: уголовных дел ни на одного из четырех членов чеченской делегации нет, а старые судимости были у Удугова и Закаева, по-моему, у одного за драку, у другого за мошенничество. Эти мои запросы датированы 1996 годом. А потом, после моего ухода из СБ, в силу какой-то забывчивости стали говорить, что я чуть ли не политический хулиган, с кем хотел, с тем и вел переговоры. Пошли вызовы в Генпрокуратуру.
