Говорят, что забальзамировать тело Уго Чавеса всерьез и надолго не получится. «Поздновато спохватились, время упущено!» — разводят руками эксперты из Европы. Выходит, правы были сплетники: команданте умер куда раньше, чем об этом сообщили венесуэльскому народу.
Вот о народе и речь. Не о покойном Чавесе и не о попытках сохранить его тело (кстати, я почти уверен, что ученики академика Збарского что-нибудь придумают, выкрутятся, и нетленный команданте воссияет из хрустального саркофага). Вопрос другой — кому это надо? Наверное, народу. Хорошо. Тогда уточняющий вопрос: почему бальзамирование тел вождей — удел исключительно тоталитарных или популистских режимов? И, наконец, что это за народ, который мечтает, чтобы тело усопшего вождя было выставлено напоказ?
Я не знаю, что на самом деле происходило в Венесуэле при Чавесе. Одни говорили, что он проводил независимую от США внешнюю политику, другие — что он спонсировал террористов. Одни уверены, что он поборол — или, по крайней мере, старался побороть — вековую нищету деревень и трущоб. Другие рассказывали, что венесуэльский социализм привел к продуктовым карточкам, потому что никаких нефтедолларов не хватало, чтобы заткнуть дыры распределительной экономики. Но история с бальзамированием кое-что проясняет.
Все дело в демократии. Вернее, в ее крайних проявлениях. Всеобщее избирательное право не только великое завоевание цивилизации, но и великий соблазн для лидеров. Соблазн сделать своей главной опорой не капризную просвещенную элиту, не прижимистый и рассудительный средний класс, не армию, не крупный капитал — а самый что ни на есть народ. Другими словами, опереться на социальные низы. На обездоленных, голодных, малограмотных и неквалифицированных.
Конечно, всех этих людей надо выдергивать из нищеты, темноты и бесправия. Такова обязанность демократического государства.
Но объявлять, что именно бедняки и неграмотные решают судьбу отечества, что именно они соль земли и основа нации, — это политика, лживая и опасная. Лживая потому, что никто так не презирает народ, как популисты. А опасная потому, что социальные низы отстают в своем духовном развитии. Чем ниже — тем архаичнее. В центре промышленного города — XXI век, на его окраине — самое начало ХХ, в пригородных трущобах — едва XIX, а в далеких деревнях и вовсе XV, не удивляйтесь. Несмотря на тарелку спутниковой связи и американские сигареты, там царят древние суеверия и ритуалы, мрачное недоверие к чужакам и умникам. Там царит архаика с непременным культом вождя.
Популистское государство не борется с темнотой и нищетой, а холит их и лелеет. Потому что грамотные соображают, а обеспеченным есть что терять. Куда удобнее иметь дело с теми, кто не рассуждает и не взвешивает, не оценивает политические программы с точки зрения их перспективы. Мол, сегодня мы наедимся досыта, а что останется нашим детям? Так рассуждает средний класс. А простой народ слишком устал от нищеты, чтобы думать о послезавтрашнем дне. Поэтому он искренне благодарен за бесплатные раздачи, пайки и льготы. А главное — народ с восторгом потребляет духовную, так сказать, пищу, которую поставляет ему популистский режим. Меню незатейливое, но аппетитное: раскулачивание богачей, поиск внутреннего врага и истерики по поводу иностранных происков. И культ вождя на сладкое.
Да, популисты презирают простой народ, и все вышеизложенное проделывают сознательно и цинично, играя на бессознательных эмоциях и архаичных предрассудках. Но простой народ, сам того не понимая, жестоко и изысканно мстит популистам. Архаичное сознание социальных низов вдруг прорывается наружу и — пусть на короткое время — овладевает всей нацией. Более того. Популистская элита (сколько бы Оксфордов она ни окончила) просто вынуждена говорить со страной на языке плебса. Всей мощью пропагандистского аппарата элита начинает внедрять маргинализм как государственную идеологию. Поклонение нетленному телу вождя — неотъемлемая часть племенных религий. Бальзамирование Чавеса — логическое следствие его политики.
