— Есть ли граница в показе насилия, которую нельзя переступать?
— Она непостоянна, эта граница. У нас состоялось три тестовых просмотра — два в США, один в Англии. Часть публики шокировали жестокие детали. Но мы ничего не стали менять. Что же, мир жесток. Я видел фотографии реальных расправ картеля — они ужасающи, хочется отвести глаза. Мы могли бы показать, например, как жертву засовывают в бочку с кислотой и растворяют. Но мы не хотим отвращать от экрана публику и поэтому показываем далеко не все. Жизнь страшнее любого кино, помните это. А страх в кино можно показывать по-разному. Я веду зрителя лабиринтами складов и казематов наркомафии. Там темно и страшно. Но самый большой страх — заглянуть в глаза злодеям Бенисио Дель Торо и Салмы Хайек и увидеть в них холодную, циничную опасность, которая грозит тем, кто осмелится бросить им вызов. Вы, русские, понимаете такое кино, где невозможно измерить глубину падения человеческой морали. Ведь сегодня вновь наступило время Достоевского.
Лос-Анджелес — Нью-Йорк
Трагедия строгого режима / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Трагедия строгого режима
/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Кино
В прокате «Цезарь должен умереть» братьев Тавиани
Полудокументальная картина о том, как заключенные римской тюрьмы для особо опасных преступников репетируют пьесу Шекспира «Юлий Цезарь», принесла в этом году ветеранам итальянского кино братьям Паоло и Витторио Тавиани главный приз Берлинале. Нашлось немало скептиков, которым и сам сюжетный ход, и приемы работы с изображением показались банальными и консервативными. И это, в общем, правда — «Цезарь должен умереть» по духу своему почти прямая отсылка к неореализму, к его настырному любованию реальностью, превращающему любую грязь в выверенный кадр. Однако, несмотря на свою старомодность, фильм оставляет впечатление яркое и сильное. Во многом благодаря брутальным уголовникам, с картонными мечами изображающим сенаторов и полководцев. В конце концов, вопрос не в том, сколько раз тюрьма в искусстве оказывалась подмостками, а ее обитатели актерами. Шекспир ведь и утверждал, что весь мир — театр.
Впрочем, братья Тавиани должны в полной мере разделить свой успех с театральным режиссером Фабио Кавалли, собственно, создавшим антрепризный театр из заключенных тюрьмы строгого режима «Ребиббия». Он там работает уже десять лет, с 2002 года, регулярно выпуская премьеры. На одной из них, созданной по мотивам дантова «Ада», побывали братья Тавиани, тогда и возник замысел фильма. Кавалли играет здесь самого себя — постановщика спектакля «Юлий Цезарь». Как, впрочем, и все заключенные. Им предлагали взять псевдонимы, но никто не захотел скрывать от зрителей свое прошлое. В фильме есть титры, из которых можно узнать, кто и за что отбывает срок. К тому же самая эффектная, на мой вкус, часть картины — это кинопробы, которые проводит Фабио Кавалли в тюрьме, примеривая возможных исполнителей к ролям. Там они снова называют свои имена — сначала жалобно, а потом с угрозой, таково задание. Причем исполнитель роли Брута Сальваторе Стриано был досрочно освобожден еще в 2006 году, но специально вернулся в тюрьму, чтобы сыграть в «Юлии Цезаре».
В сущности, именно это и придает другое измерение действию фильма. Тюрьма реальна. Спектакль тоже — его показывают зрителям уже больше трех лет. Персонажи картины живут на экране двойной жизнью — распорядком тюрьмы и сюжетом шекспировской пьесы. Они репетируют во время прогулок, а доигрывают реплики в камерах. Они искренне вживаются в роли, но продолжают между собой обсуждать мотивы своих героев. Убийство для них вполне знакомое дело. И даже не участвующие в спектакле Фабио Кавалли зэки все равно становятся персонажами фильма братьев Тавиани — они следят за тем, как возникает заговор и готовится убийство Цезаря, они видят само убийство, они болеют за того или иного героя пьесы. Это массовка, а не случайно попавшие в кадр люди. Возможно, Козимо Рега, сыгравший Кассия и осужденный пожизненно, когда-то и сказал, что только искусство заставило его понять, что он сидит в клетке. Но в фильме он это произносит, хорошо отрепетировав. Потому что это уже слоган. Такой же, как и надпись на плакате: «Его смерть откроет им глаза на их жизнь».
