Истребитель «17-У» - страница 3
— Ты разглагольствуешь, как оратор на площади, — раздался голос, и в окно просунулась голова Лебедева. — Здравствуйте, товарищи! Бутягинский голос слышен у трамвайной остановки. Я даже не стал и звонить у крыльца, а шел, как по веревочке, прямо к этому окну. Ты кричишь на всю улицу о какой-то невероятной машине.
— Ну, влезай! — встал и протянул Лебедеву руки Бутягин.
Лебедев легко перепрыгнул через подоконник и очутился в кабинете.
— Серьезно, друзья мои. Конечно, насчет трамвайной остановки я приврал. Но все-таки, ставлю вас в известность, факт таков: подошел я к твоей одинокой хижине, Бутягин, и спугнул из-под окна какого-то подозрительного гражданина. Если он не подслушивал ваших разговоров, то я бы очень удивился. Во всяком случае, он шмыгнул в кусты. Я занял его позицию, прислушался, а вы говорите о машине, и будто не совсем обычной. Разрешите заметить… оба вы не дети, а научные деятели… В науке порой нужны секреты…
— Вы, Лебедев, делаете нам выговор, что мы оставили окно открытым? — сказал, приподнявшись с дивана, Груздев и пожал руку Лебедеву. — Но воздух-то какой замечательный! Из парка несет распускающейся липой…
— Мы не хотели задыхаться в собственных испарениях, Антон, — сказал Бутягин. — Здравствуй, краса и гордость советской авиации. Садись и не ворчи. Можешь курить. Окно тогда тем более должно быть оставлено открытым.
— Тогда я сяду здесь… Займу наблюдательный пункт…
Лебедев сел на подоконник и закурил папироску.
— Ты меня не насчет машины звал? — спросил он Бутягина.
— Насчет машины, Антон. Видишь ли, в чем дело… Вкратце — вот основная мысль. Если злаки, например пшеницу и рис, сажать, как сажают у нас некоторые овощи, то есть сначала сажать семена в узких грядках, а потом взошедшие ростки, как рассаду, пересаживать на поле, соблюдая известные расстояния между ними, то есть, другими словами, применять к этому огородническую культуру, то требуется чортова уйма чрезвычайно большого труда. Попробуй руками каждый пшеничный росток сажать в поле.
— С ума можно сойти, — заметил Лебедев, пуская колечки дыма, которые уплывали в темнеющую синь майского вечера.
— Но эта каторжная культура еще существует, хотя восемь лет тому назад германский техник Блас и изобрел машину, которая механизирует операцию пересадки ростков, облегчает и удешевляет ее. Теперь уже не требуется той массы труда, которую в Китае употребляют при ручном способе. Машина Бласа вдесятеро ускорила работу. Раньше, да и теперь еще в глухих углах нашего Союза крестьянин при ручном сеянии разбрасывает на один м>2 от 360 до 750 семян ржи. Сеялка разбрасывает на один м>2 от 240 до 690 семян. Первая модель машины Бласа сажала на один м>2 10 ростков ржи. Заметь себе, десять ростков! Но эти 10 давали урожай в 3 и 5 раз больший, нежели 750 семян при обычном способе. Его машина пропускала в минуту около 100 ростков, то есть она в минуту засевала 10 м>2. Ну, мы, с нашими скромными советскими средствами, шесть лет тому назад усовершенствовали эту машину. Наша академическая машина пропускает до 10 000 ростков в час. Она прорезывает борозды, сама сажает ростки в землю, притоптывает промежутки, поливает и удобряет. Теперь мы пошли дальше. С инженером Груздевым мы придумали вот что…
— Извините, пожалуйста, — раздался голос у двери. Все обернулись на голос. В дверях стоял человек, в котором Лебедев и Бутягин узнали «Утиный нос».
— Еще раз простите. Дверь была не заперта, и я вошел.
«Утиный нос» поклонился.
— Что вам угодно? — встал Бутягин.
— Я хочу получить мою записную книжку, которую я обронил на аэродроме.
Лебедев спрыгнул с подоконника и вынул из кармана книжку:
— Можете ее получить. Извольте… все в порядке.
Правый глаз человека с утиным носом обвел кабинет, на мгновение задержавшись на блокноте Груздева и листе бумаги, который лежал на столе.
— Благодарю вас, — взял левой рукой книжку «Утиный нос».
Правой рукой он вынул из кармана бумажник и раскрыл его, как будто хотел положить в него полученную книжку. Но большим пальцем он нажал кнопку бумажника и быстро обвел его вокруг.
