Беднейшие же помещики наделы пахотной земли часто имели в одной деревне, причём совместно с другими помещиками. Так, по сообщению А. Т. Болотова, в конце правления Екатерины большинство русских деревень принадлежали двум и более помещикам. Нередко село с полутысячей жителей принадлежало тридцати-сорока помещикам, а немецкому экономисту Гакстгаузену однажды показали деревню, где 260 крестьян принадлежали 83-м владельцам!
В апреле 1785 года была опубликована жалованная грамота «на право вольности и преимущества благородного российского дворянства». Все привилегии, которые давались дворянству после Петра I, подтверждались: монопольное право дворян на владение крестьянами, землями и недрами; их права на собственные корпорации, свободу от подушной подати, рекрутской повинности, телесных наказаний, конфискации имений за уголовные преступления. А сверх того, права ходатайствовать о своих нуждах перед правительством, на торговлю и предпринимательство, передачу дворянского звания по наследству и невозможность его лишиться иначе, как по суду и т. д. Самое главное: грамота подтверждала свободу дворян от государственной службы.
Всё это вызвало у дворянской (читай: придворной) историографии безграничную и не проходящую до сих пор любовь к Екатерине II и её времени. А вот если посмотреть на социально-экономическое положение страны, с каким она подошла к концу её правления, то можно только ужаснуться падению производства и обнищанию народа, включая служащее дворянство, на фоне взлёта богатств знати и всеобщей продажности.
Ричард Пайпс пишет: «98 % дворян или вообще не имели крепостных, или имели их так мало, что их труд и оброк не обеспечивали хозяевам приличного жизненного уровня. Этим людям — если их только не содержали родственники или покровители — приходилось надеяться лишь на щедрость короны. …Даже после получения вольностей в 1762 и 1785 гг. дворянство не могло обойтись без монарших милостей, ибо лишь у монархии были должности, поместья и крепостные, надобные им для прокормления».
Не испытывает пиетета к императрице и А. С. Пушкин:
«Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Ободрённые таковою слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдалённые родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста всё крало и всё было продажно. Таким образом развратная государыня развратила своё государство.
Екатерина уничтожила звание (справедливее, название) рабства, а раздарила около миллиона государственных крестьян (т. е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции. Екатерина уничтожила пытку — а тайная канцелярия процветала под её патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешёл из рук Шешковского[32]в темницу, где и находился до самой её смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами — и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность.
Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно; они знали её только по переписке с Вольтером и по рассказам тех именно, коим она позволяла путешествовать.
Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе своё действие; „Наказ“ её читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить её наряду с Титами и Траянами, но, перечитывая сей лицемерный „Наказ“, нельзя воздержаться от праведного негодования. Простительно было фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа в юбке и в короне, он не знал, он не мог знать истины, но подлость русских писателей для меня непонятна»[33].
Разрыв между «элитой» и народом — то есть между привилегированным и податным населением в уровне жизни и мировоззрении увеличивался на протяжении всего XVIII века. Лишь заложенные Петром I общественные механизмы позволяли России сохранить при таких условиях устойчивость. Надо отдавать себе отчёт в том, что полного краха в этот период удалось избежать только благодаря приобретению южных чернозёмов и появлению нового экспортного товара — хлеба, что дало стране большой резерв для выживания.
