Первая половина 1914 года ознаменовалась двумя событиями.
В мае в Гааге при исключительно торжественной обстановке, в присутствии делегатов всех стран света, был открыт Дворец мира. Отныне война бесповоротно изгонялась из обихода культурного человечества, в истории которого начинался золотой век – эпоха мирного сотрудничества народов…
15 (28) июня в Сараево, в Боснии, были застрелены эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга. Убийца был гимназист – боснийский серб, австрийско-подданный. Убийство вызвало взрыв ликования в ведущих мадьярских кругах. Во-первых, исчез наиболее одиозный для Венгрии политический деятель. Во-вторых, убийство это давало, наконец, возможность раз навсегда покончить с ненавистной Сербией. Завлечь боснийских сербов в искусно расставленную сараевскую западню оказалось делом нетрудным.
Для политиков опытных и беспринципных – а Тисса в его окружение вполне отвечали этим двум требованиям – казалось детской игрой скомпрометировать белградское правительство, обвинить его во вдохновительстве и подстрекательстве и юридически обосновать карательную экспедицию фельдцейхмейстера Потиорека. Возникал, правда, вопрос, что скажет и, главное, что сделает Россия. Но Россию после капитуляции 1909 года великой державой не считали – полагаясь, впрочем, и на устрашающую мощь германского союзника.
В продолжение последних июньских и первых июльских дней политическая жизнь Европы внешне вошла в нормальную колею. В монархических странах был объявлен придворный траур. Сербия, расстрелявшая свои боевые запасы в двух балканских войнах и не успевшая еще их возобновить, налаживала администрацию отвоеванной Македонии; воевода Путник, ничего не подозревая, лечился в Австрии на водах. В России положение было чрезвычайно напряженное. Загнанная внутрь Столыпиным болезнь вновь начинала сказываться. Забастовки и рабочие волнения принимали стихийный характер – и Петербург пришлось в конце концов объявить на военном положении. Внимание правительства и общества сосредоточилось частью на этих настроениях, грозивших повторением 1905 года, частью отвлекалось визитами иностранных гостей. Только что чествовали прибывшую в Кронштадт британскую эскадру адмирала Битти, и сейчас весь Петербург и войска Красносельского лагерного сбора готовились к встрече президента Пуанкаре.
А тем временем в Центральной Европе произошли решающие сдвиги. Подбодряемый Берлином Будапешт склонил Вену на роковой шаг. И 12 июля Европа содрогнулась от первого грома – Австро-Венгрия послала ультиматум Сербии.
* * *
Все свои надежды Сербия возложила на Россию. Выдержать удар начавших уже мобилизацию 11 австро-венгерских корпусов она не могла. Престолонаследник Александр телеграфировал Императору Николаю Александровичу о трагическом положении своей страны. Россия никогда не останется равнодушной к судьбе Сербии, – ответил Император Всероссийский. Получив этот ответ, старик Пашич перекрестился: Есть Бог на небе, а Царь в России! – воскликнул он.
Сербия приняла все условия драконовского ультиматума, за исключением одного второстепенного, рассчитанного на то, чтобы затронуть национальную честь. А именно, подчинения сербских судебных властей австрийским. Любое великодержавное правительство удовлетворилось бы этим. Но имперский министр иностранных дел граф Берхтольд всецело шел по камертону Тиссы – и 15 июля на улицах Белграда стали рваться снаряды земунских батарей.
От Германии зависело остановить австро-сербскую войну либо дать ей разгореться в общеевропейскую. В Берлине не колебались: лучшего повода для предупредительной войны и мыслить было трудно. Еще 8 июля, за четыре дня до австро-венгерского ультиматума, находившиеся в отпуску военнослужащие были вызваны в свои части, а с 11-го числа исподволь начались военные перевозки. Вильгельм II слал в Петербург успокоительные телеграммы, заверяя того, кого он еще называл своим братом, о своих примирительных шагах в Вене, а в то же время категорическими телеграммами своему там послу повелевал ни в коем случае не создавать у австрийцев впечатление, что мы противимся их решительным шагам. Начальник же Большого Генерального штаба граф Мольтке-Младший потребовал 16 июля от генерала Конрада общей мобилизации австро-венгерской армии против России.
