События 1830 года – победа на Западе либеральных принципов, приход во Франции июльской монархии Луи Филиппа, а до того в Англии министерства вигов побудили к выходу из Священного союза обе эти державы. Тем прочнее сомкнулись узы его между тремя державами-основательницами на съезде их монархов в 1833 году в Мюнхенгреце. В частности, России к Пруссии отношения, основанные на близком династическом родстве, были таковы, что в 1835 году состоялись большие совместные маневры русской и прусской армий, закончившиеся историческим калишским смотром, равно примечательным как по выявившейся там лишний раз сердечной дружбе монархов, так и по взаимной холодности и неприязни друг к другу их офицеров и солдат.
В 1833 году Россия вмешалась в турецкие дела. Против султана восстал египетский хедив Магомет Али, и война с могущественным Египтом угрожала Оттоманской империи развалом. Узнав о прибытии в Босфор Черноморского флота с десантом (бригада 7-й пехотной дивизии), Магомет Али поспешил изъявить покорность. Турция была спасена русскими штыками, вернее одним блеском русских штыков. С ней был заключен выгодный Ункиар-Скелесийский[32] договор, вовлекавший Турцию в орбиту русской политики и превращавший султана в нашего привратника на Босфоре. По Ункиар-Скелесийскому договору Порта обязалась закрыть проливы для кораблей воюющих с Россией государств. К сожалению, всех возможностей здесь нам не удалось использовать. Англия сумела доказать, что первое место на Востоке принадлежит уже ей, и с помощью Европы заставила в 1840 году на Лондонской конференции покладистую русскую дипломатию отказаться от этого ее единственного, зато крупного успеха. Ункиар-Скелесийский договор был аннулирован.
Наконец, в 1849 году был предпринят Венгерский поход, и русской кровью спасены Габсбурги.
С удивительной прозорливостью Россия спасала всех своих будущих смертельных врагов. Русская кровь проливалась за всевозможные интересы, кроме русских. Постоянные же вмешательства России во внутреннюю жизнь европейских народов сделали русское имя всюду одиозным. Россию боялись, но ее ненавидели. Европейские правительства, используя в своих интересах усердного и бескорыстного русского жандарма, отводили затем от себя на него все недовольство, всю ярость своих народов. Вот первопричина русофобства европейского общественного мнения весь XIX и XX века… Необходимо при этом упомянуть, что и Александр I, и Николай I находились в полном неведении относительно истинного положения дел и настроений в Европе, принимая за чистую монету официальную лесть европейских кабинетов и заздравные тосты прусских и иных принцев. Русофилами, и то относительно, могли считаться в различных европейских государствах лишь небольшие группы реакционеров-пиэтистов, лишенных какого-либо удельного веса в политическом отношении. В одной из своих парламентских речей в 1850 году Виктор Гюго охарактеризовал их, как людей, все время припадающих ухом к земле – не слышно ли спасительного стука колес русских пушек.
Русские дипломатические агенты на местах, само собою разумеется, были осведомлены о настоящем положении дел, но, как это ни покажется невероятным, бессменный от Венского конгресса до Восточной войны министр иностранных дел граф Нессельроде счел нужным предупредить об этом Государя лишь в 1853 году, когда все сроки были давно уже пропущены. Печальный результат привычки, создавшейся с конца царствования Александра I, – во всех решительно ведомствах и отраслях русской государственной жизни сообщать Царям одно лишь приятное.
* * *
Во внутренней русской политике результаты Священного союза сказались еще печальнее. Космополитизм Императора Александра I выразился в запрещении прусского национализма. Циркуляры губернаторам тех времен предписывали неустанно следить за лицами, уличенными в этом ужасном преступлении, и отдавать таковых под гласный надзор полиции.
Этот официальный космополитизм, подчеркнутое на верхах пренебрежение ко всему русскому, открытое предпочтение, оказываемое иностранцам, в первую очередь растлевавшим общество иезуитам и заморозившим администрацию немцам, суровая до полного абсурда цензура и обскурантизм болезненно переживались тогдашним русским обществом, находившимся еще под влиянием патриотического подъема Двенадцатого года.
