Русское общество и идеи Французской революции. Нарубеже XVIII–XIX вв. русское общество находилось под прямым и сильным впечатлением событий и идей Французской революции. Взятие Бастилии 14 июля 1789 г., присяга Людовика XVI конституции, принципы «Декларации прав человека и гражданина» воспринимались в России с интересом, а в некоторой части дворянского общества даже с энтузиазмом, который весьма беспокоил Екатерину II. Она твердо настояла на том, чтобы Париж покинул друг ее внука Александра граф П. А. Строганов, записавшийся в члены Якобинского клуба и восклицавший: «Клич свободы звенит у меня в ушах, и лучшим днем моей жизни будет день, когда я увижу Россию, возрожденною подобной революцией».
Перемена в общественных настроениях началась в январе 1793 г., когда в Россию пришло известие о казни короля. Якобинский террор, массовые казни, вандализм парижской черни вызывали общее неприятие. Будущий александровский вельможа В. П. Кочубей заявлял в 1794 г.: «Если я в прошлом симпатизировал революции, то сейчас я сторонник контрреволюции». Эту точку зрения разделяли практически все слои русского общества, которое исключительно серьезно подошло к осмыслению опыта Французской революции. Насилие и междоусобие осуждал возвращенный при Александре I к активной общественной деятельности А. Н. Радищев. Его последователь И. П. Пнин называл революционную французскую конституцию «ужасной по действиям и соблазнительной по правилам». Общество утратило интерес к «неподготовленным переменам», как тогда именовали революционные перевороты, и к республиканским идеям.
Подводя итог недавним европейским событиям, молодой А. И. Тургенев писал: «Сколько далеко ни простирается история, везде почти показывает она, что, хотя мятежи кой-когда и удавались, всегда почти приносили они с собою больше пагубы и бедствий для народа, нежели бы сколько претерпел он, снося тиранские бедствия». Приход к власти Наполеона не изменил антифранцузского и антиреволюционного настроя. Новый повелитель Франции воспринимался как узурпатор и деспот. При известии о коронации Наполеона Ф. В. Ростопчин воскликнул: «Стоило ли жизни близ двух миллионов людей, потрясения всех властей и произведения непонятных варварств и безбожия то, чтобы сделать из пехотного капитана короля?!»
Тираноборческие настроения. Время Павла I было крайне неблагоприятным для русского общества. Его правление казалось царством террора, который царил повсеместно — в столице, армии и даже в самых отдаленных провинциях государства. Характерно свидетельство осведомленной современницы: «При самом осторожном поведении никто не мог считать себя в безопасности от доноса; никто не мог рассчитывать на следующий день». Именно всеобщая неуверенность сделалась питательной почвой переворота 11 марта и определила эмоциональную атмосферу Петербурга, когда люди со слезами на глазах бросались к незнакомцам, поздравляли их с новым государем. «Весь город походил на дом сумасшедших».