Закончила Мартина печальный рассказ такими словами:
— Так что сами видите, как нам плохо сейчас. И я подумала, тетушка Грейс, а что если… — Мартина кивнула в глубь пещеры, в темноту. — Что если вы сможете что-то новое прочесть… узнать… там, на этих рисунках, которые на стенах. Очень прошу вас, сангома, (Так называл тетушку Грейс ее племянник Тендаи, и означало это слово на одном из наречий языка бушменов — «предсказательница», «ведунья», «ворожея».)
Тетушка Грейс ответила не сразу, и Мартина уже начала чувствовать, что больше не выдержит молчания и сейчас закричит или заплачет. Но вот сангома тяжело поднялась с камня, на котором они сидели, и подошла к одной из стенок пещеры, освещенной светом фонаря, что был в руках Мартины. Подошла и так же молча уставилась на какое-то темное пятно. (Таким оно казалось Мартине.) Прошло еще несколько долгих, томительных минут.
Мартина встала, приблизилась к ней… Что тетушка Грейс там увидела? Пятно и пятно…
Мартина осмелилась нарушить молчание.
— Вы что-то прочли, тетушка Грейс? — дрожащим голосом спросила она. — Но ведь это просто пятно от краски, ничего больше.
Сангома медленно покачала головой.
— Наши предки, те, кто рисовали здесь, ничего не делали без смысла. У них каждая линия имела значение.
Она прошла вдоль стены, ощупывая камень своими толстыми пальцами, — будто искала что-то: какую-то кнопку, клавишу, тумблер.
Но вот пальцы застыли. Мартина приблизила к ним фонарь — под ними виднелось углубление.
Тетушка Грейс встрепенулась и нетерпеливо проговорила:
— Идем, детка. Нам нужно идти.
— Куда? — почти закричала Мартина, но вместо ответа тетушка Грейс протянула руку и выключила фонарик, который держала девочка. На них мгновенно обрушилась темнота…
Когда несколько месяцев назад во время поездки в страну Зимбабве к близкой подруге своей бабушки Мартина также оказалась в пещере наедине с самым крупным в мире леопардом, самым страшным для нее, насколько помнит, было очутиться в полной темноте: даже не видеть свою руку, если поднесешь к лицу. Однако сангоме такие страхи были чужды. Взяв Мартину за руку, она двинулась в глубь пещеры, туда, где начинался проход в туннель и в другие пещеры, и куда Мартина никогда раньше не заходила, потому что боялась.
Как тетушка находила дорогу в полной тьме, Мартина не представляла, но та уверенно шагала вперед — как по собственному дому.
Воздух становился плотнее, так ощущала Мартина, он давил на нее, затруднял дыхание; ей делалось все страшней, когда вдруг повеяло свежим воздухом, и она увидела перед собой кусочек неба и на нем звезды. Тетушка Грейс пошла дальше, к выходу…
Они стояли сейчас на склоне горы, над тайным убежищем жирафа, и рядом с ними был… нет, не Джемми, а леопард Хан — он шел сюда за ними, как верный домашний пес, с той минуты, как они вышли из подземного туннеля на горный склон.
Тетушка Грейс взяла из рук Мартины фонарь, зажгла, направила свет немного в сторону.
— Видишь? — спросила она.
Мартина с трудом разлепила губы, чтобы ответить. Да, она видит у подножья большого валуна два огромных слоновых бивня. Они измазаны землей, словно недавно еще лежали в ней, а их заостренные концы указывают куда-то. Вроде, на север… Да, точно на север.
— Я вижу, сангома, только ничего не понимаю. Откуда они? Как сюда попали?
Грейс показала Мартине, чтобы та села, опустилась на землю сама. Хан подошел и улегся возле девочки. Она, словно это и впрямь была обыкновенная собака, опустила руку на его золотистую с темными крапинками шерсть. В первый раз после недавнего приключения и знакомства с ним в Зимбабве она снова касалась его, гладила, а он, вытянув могучие лапы, прикрыл глаза и мурлыкал.
Не обращая внимания на эту не вполне обычную картину, тетушка Грейс сняла висевший у нее на шее кожаный мешочек и стала разбрасывать вокруг лежащих слоновых бивней его содержимое: небольшие кости, иглы дикобраза, перья удода, стебли каких-то трав. Потом зажгла свечу и застыла в неподвижности. Глаза у нее закрылись. Легкий аромат африканских фиалок и мускуса повис в воздухе. Не открывая глаз, сангома начала что-то бормотать, но Мартина, как ни вслушивалась, ни слова не понимала. Похоже было, Грейс спорит с кем-то — быть может, с древними духами. Или советуется. При этом жестикулировала, качалась вперед и назад и явно пребывала в состоянии, близком к отчаянию.
