Отец останавливается, смотрит твердо на дочку огромными темными глазами:
– И знаешь, хорошую жизнь мы прожили с твоей мамой. В тот год, когда она умерла, мы должны были справлять золотую свадьбу.
Отец медленно задирает рукав и смотрит на часы. Уже смеркается. Подходит автобус.
– Оставь меня! – отмахивается отец. Обхватив рукой поручень, он выбрасывает палку вперед и поднимается на ступеньку. Шофер улыбается в зеркало молодой женщине. Ждет, когда усядутся пассажиры.
Через полчаса отец в синем спортивном костюме входит в зал, где обедают живущие в люксе. Не здороваясь и не глядя ни на кого, старик идет, склонив лобастую седую голову, внимательно глядя под ноги. В санатории он ходит без палки. Следом за ним, касаясь его плеча головой, так же, как и отец, заложив руки за спину, идет тоненькая дочка в синем вельветовом платье. Она напряженно следит за каждым движением отца. В зале тепло и очень светло. Море в темноте за окном. Дочка отодвигает стул, и отец садится. Внимательно оглядывает стол, ворчит:
– Опять на десерт виноград.
Смотрит в тарелку дочери.
– Принесите мне то же, что и ей.
Дочка думает, что отцу из-за диабета нельзя пирожное, но молчит.
– А когда умерла твоя мама? – спрашивает она.
– Что?
Поддев языком, старик выталкивает изо рта вставную челюсть и внимательно рассматривает ее.
– Как ты себя ведешь? – шепчет дочь.
– Двадцать раз снимали слепок! Ничего не умеют. – Старик ловко впихивает челюсть на место.
– Слушай, – подступает опять дочка, – ты видел свою мать после того, как перешел на нелегальное положение?
– Да, – еле слышно отвечает отец.
– Сколько раз?
– Один.
– А когда она умерла?
– Я приехал.
– Что?! – вскакивает дочка. – Ты же был нелегалом!
– Ну и что? Жандарм был на кладбище. Охранял меня.
– Ну а ты? Когда она умерла? От чего?
– В феврале, – отвечает отец неохотно.
– От чего?
– Сердце. Пятидесяти лет от роду.
– С кем она жила?
– С сестрой. Сестра за ней ухаживала. Сестра совсем не похожа была на мать. Злая была. Потрясающе злая была. Любила только свой род. А мать очень добрая. Ах, какая добрая была! Как всем старалась помочь! Знаешь, маленькая была, а… – отец ищет слово, – …на болгарском языке есть такое слово, «пыргава»… да, пожалуй, по-русски – проворная, талантливая была, а как гадала! И так хороша!
Голос отца теплеет.
– Ешь, – обращается он к дочери.
– Ну а как же ты потом убежал? Это когда ты спрятался на якоре?
– Что? – Отец неодобрительно смотрит на дочку. – Ах, да, тогда. Да.
Тихо играет радио.
– Ты знаешь эту песню? – неожиданно спрашивает отец.
– Нет, в первый раз слышу.
– А слова понимаешь?
– Нет.
– Очень хорошая песня. На слова Яворова, нашего известного поэта: «А для любящих сердец смерть не есть разлука», – переводит отец. – Вот эти слова напишите на нашей с мамой могиле.
Дочь вздрагивает и внимательно глядит на отца. Они уже одни в столовой. Официантка Дафина убирает со стола, время от времени улыбается молодой женщине.
– Расскажи что-нибудь про маму…
– Что ты пристала? – сердится отец. – Что ты все выспрашиваешь? Ты что, за тем сюда и приехала?
Ночью женщина просыпается от тоски. Приподнимается и видит тонкую полоску света из-под двери. Старого человека спасти нельзя. Женщине тяжело. Физически тяжело. И не потому, что старик стонет, ругается, еле-еле ходит. Дочка идет с отцом по дороге и ясно видит конец – как конец того мыса. В окно глядит луна. Она уже убывает. Женщина встает, одевается, снимает плед с кровати и тихо открывает дверь на балкон.
Море под луной горбатится, поблескивая, как слюда. На мысе мигают огоньки. Женщину знобит, она набрасывает на плечи плед, перегибается через перила и заглядывает в комнату отца. Тот сидит за столом, лицом к окну, и что-то быстро пишет.
