Она шевельнулась на стуле, и тот протестующе заскрипел. Передовая дама была весьма обширна и не без раздражения поглядывала на тоненькую, юную, очаровательную Натали, которая словно являла собой все то, чем Бирюкова никогда не была – и, увы, уже не будет.
– Кто будет еще чаю? – спросила хозяйка дома.
Оказалось, что все, и Ергольская, вызвав горничную Глашу, вполголоса отдала ей указания.
– Бабочка бьется о стекло, – заметила Натали, поглядывая в сторону окна.
Ее сосед Серж Карпов тотчас же поднялся, подошел к окну и пошире распахнул его, чтобы выпустить насекомое.
– Это мотылек, – сказал Башилов.
В саду стрекотали кузнечики, а в небе одна за другой зажигались первые звезды. Почему-то, хотя никто не осмелился высказать этого вслух, все почувствовали, что только что обсуждаемая ими волнующая тема потускнела, как-то скукожилась и перестала их волновать. Серж вернулся на место, и Натали поблагодарила его застенчивой улыбкой.
– Что вы сейчас сочиняете, Матвей Ильич? – спросила Клавдия Петровна у Ергольского.
Вопрос прозвучал скорее покровительственно – ведь Ергольский был представителем несерьезной литературы, а настоящий писатель должен говорить только о нуждах народа, при всяком удобном и неудобном случае порицать правительство и исповедовать исключительно передовые взгляды. Но Матвей Ильич считал, что его дело – создавать для людей волшебные миры, а что касается правительства и народа, то они сами как-нибудь разберутся, что им нужно.
– Криминальный роман, Клавдия Петровна, – ответил хозяин дома на вопрос своей собеседницы. – Или, как говорят за границей, детектив.
– Как интересно! – воскликнула Натали. – А кого там убивают?
– О, множество людей! Во-первых, даму…
– Во-первых? Матвей! – укоризненно промолвил журналист, качая головой. – Я так понимаю, что по ходу дела у тебя наберется штук десять трупов…
– И не стыдно вам убивать женщин? – капризно спросила актриса.
– Романы – чепуха, – объявил поэт, косясь на непочатый графин с наливкой. – Вот стихи сочинить не всякий может!
– Ну, сочинить – дело нехитрое, а вот напечатать их не так-то просто, – съязвил молодой актер, улыбаясь Пановой.
Свистунов побагровел.
– Не могу сказать, что я много читаю, – заметил Башилов. – Но среди криминальных романов попадаются весьма занимательные штучки. И хочешь оторваться, да не можешь.
– А убийцу в конце разоблачат? – спросила Натали у писателя.
– Разумеется, разумеется, – заверил ее Ергольский, – как же без разоблачения!
– Конечно, – фыркнул Свистунов, – кто же станет читать про нераскрытое убийство… хотя в жизни таких убийств хоть пруд пруди!
– Не говорите чепухи, – сердито сказал хозяин дома. – В нашем уезде таких не было уже несколько лет.
Поэт заморгал, сгорбился и сделал вид, что рассматривает скатерть.
– Как же вы придумываете свои убийства? – спросила актриса, кокетливо облокотившись о стол и со значением прищурившись.
По правде говоря, если и была на свете вещь, которую Матвей Ильич менее всего был склонен обсуждать, то ею являлась как раз творческая кухня, работа вдохновения – зовите как хотите. Ергольский и сам не очень хорошо понимал, как именно ему удается выдумывать по несколько романов в год. К примеру, замысел его недавней книги пришел к нему, когда он услышал скрип колодезного ворота, чем-то поразивший его воображение; но поди объясни читателям, с какой стати этот самый обыкновенный, в сущности, звук так его вдохновил! И напротив, самый громкий, самый сенсационный процесс, о котором взахлеб сообщали все газеты, процесс, по поводу которого хороший знакомый Чаев мог сообщить массу конфиденциальных подробностей, имел все шансы оставить Ергольского совершенно равнодушным. Поэтому на вопрос актрисы писатель ответил:
– Вот так и придумываю, Евгения Викторовна. Просто сажусь и представляю себе…
– Кого? – с любопытством спросила Натали.
– Ну, кого-нибудь, – неопределенно отозвался Матвей Ильич.
– О! О! – воскликнула заинтригованная Панова. – То есть вы можете придумать… ну, не знаю… убийство любого человека?
– Теоретически – да, – ответил Ергольский.
– Это игра воображения, – вмешался Чаев. – На самом деле, конечно, никто никого не убивает.
